Завтрак палача

— Видите ли, дорогая Ева, — объясняла пани Зайончковская, — я бы не стала к вам обращаться, если бы один наш общий знакомый… то есть ваш и наш с Владеком, не приобрел бы как-то у вас путевку в Китай, в Шанхай. Это — француз месье Адам Лурье. Возможно, вы его помните? Высокий такой красавец сорока пяти лет… Год назад ему именно столько было.

Ева пожала плечами и ничего не ответила.

— Ну как же, милая? Он еще пожаловался вам перед отъездом, что страдает хронической бессонницей. А вы посоветовали ему обратиться в Шанхае за помощью к партнеру вашей компании. Кажется, к доктору Ге Тьо?

Ева на этот раз кивнула. Она действительно рекомендовала доктора Тьо, старого знакомого пана Кремера, с которым они однажды из-за чего-то поссорились, но все же сумели сохранить партнерские отношения.

В туристическом бизнесе вообще очень трудно приобрести и сохранить партнера. Я это знаю, потому что лет восемь назад сам попробовал заняться этим делом. Партнеры подводили так часто и так по-крупному, что я не продвинулся ни на йоту в этом «веселом» деле. Более того, задолжал одному банку и вынужден был продать все, что у меня тогда было, чтобы не вздрагивать от каждого звонка или стука в дверь. Я поклялся больше никогда не встревать в эту индустрию. Так что партнер — это, пожалуй, самое важное.

Доктор Ге Тьо из Шанхая был тем не менее надежным партнером, хоть и плохим другом. Но партнер никогда не бывает другом. Другом может быть только тот, с кем у тебя нет расчетов. Дружба и прагматизм всегда находятся в непримиримом противоречии друг с другом.

Доктор Тьо сыграл в жизни Евы Пиекносской, по существу, роковую роль. Судьба чуть было не передала ее сначала в порочные руки пана Радецкого, а потом — его первой супруги, опытнейшей великосветской интриганки пани Эльжбеты Зайончковской. Поэтому важно понять, кто такой этот Ге Тьо.

Он взял фамилию матери-китаянки из семьи ученых-историков, пострадавших во время «культурной революции». Отец же его был греком, родом с Крита, долгие годы занимался археологическими раскопками в Сиане[17]. Поговаривали, что именно он первым предположил, что где-то в этих местах спрятана та самая знаменитая терракотовая армия, о которой из поколения в поколение передавались легенды. Но он так и не смог закончить свои исследования, потому что как раз незадолго до открытия той глиняной армии, в семьдесят четвертом году, был выслан из Поднебесной обратно в Грецию как шпион империализма. И это, несмотря на то что всю жизнь придерживался крайне левых взглядов и даже в свое время имел на родине крупные неприятности из-за этого.

Его незаконнорожденного сына, которому на момент высылки отца было всего двенадцать лет, родители назвали Гермесом. Оформить брак с китаянкой власти не позволили. Поэтому мальчишке дали фамилию матери — Тьо, а имя сократили до короткого звука — Ге. Он так и жил, называясь Ге Тьо.

Вскоре ученый грек умер — угорел во время пожара в своем доме в критском городке Aghios Nikolaos[18]. Приблизительно в то же время в Шанхае от воспаления легких скончалась мать Ге Тьо. Мальчишка остался на попечении дядьки по линии матери, ходил в школу, занимался английским, греческим и польским языками, а также мечтал последовать делу китайской и греческой родни, то есть заняться археологией и историей.

Преподавал ему языки бывший польский ксендз, осевший в Китае во время долгого правления великого кормчего Мао Цзэдуна. Бывший ксендз работал учителем рисования в школе, куда ходил маленький Ге.

Он не сумел научить Ге прилично рисовать (этот дар не был дан ребенку), зато обучил трем языкам, которые сам знал блестяще, — английскому, греческому и родному польскому. Но ксендза в конце концов уличили в склонности к педофилии и арестовали. Возможно, что-то такое и было, потому что Ге очень изменился в период своего созревания, став особенно чувственным, даже женственным, но в то же время и необыкновенно скрытным.

Во время расследования, которое проводила шанхайская прокуратура, в личных записях ксендза нашли сочинение, написанное изящной рукой Ге, об «этической зависимости древнегреческих и древнекитайских культур от интимной эстетики китайского изобразительного искусства и европейской античной скульптуры». Ксендза казнили, а Ге отдали на воспитание в специальный интернат для испорченных подростков.

Его призвали на службу в народно-освободительную армию Китая, но там у него обнаружилось серьезное заболевание глаз, якобы грозящее полной слепотой. Его уволили и вернули в Шанхай.