Завтрак с Машиахом

Эфраима Галиви не особо любили сотрудники «Моссада» за его замкнутость и нелюдимость, но больше всего – за странную привычку долго молча смотреть на человека немигающим взглядом, выворачивая все внутреннее содержимое наружу. Однако все знали, что скрыть что-либо от директора «Моссада» было невозможно, он замечал малейшее изменение в поведении человека и обладал уникальным даром читать мысли людей. Несмотря на невзрачную внешность, даже можно сказать серость, Эфраим Галиви был человеком с незаурядными способностями, он в совершенстве владел десятью языками, при этом умудрялся говорить на разных диалектах. Обычно таких людей относили к гуманитариям, но директор «Моссада» был одним из лучших математиков, хотя открыто никогда не демонстрировал свои способности. Молчаливый, замкнутый, всегда внешне спокойный, Эфраим Галиви никого не допускал в свой внутренний мир, в эту сверхсекретную лабораторию, где с грохотом и неимоверной скоростью все двадцать четыре часа в сутки без выходных работали самые мощные в мире компьютеры. Ни один факт, слово, жест – ничто не проходило мимо директора «Моссада». Мелочей для него не существовало. Если в его мозг попадала хоть одна, даже самая ничтожная деталь, включалась мощнейшая аналитика, и тут же запускался скрупулезный поиск всего остального, что должно было создать единую картину. Она формировалась из множества хаотично разбросанных образов, которые при умелом подборе давали ответ на любой вопрос.

Эфраим Галиви немигающим взглядом смотрел прямо в глаза Кейлы, невольно читая мысли одного из лучших специалистов «Моссада»: «Как же одиноко этой женщине сейчас. Надо ее хоть с кем-то познакомить, а то ведь так и умрет от тоски. Таких спецов надо беречь». Галиви опомнился и переключился на доклад Кейлы:

– Так вы утверждаете, что рисунки нашли под полом в мечети?

Неожиданный вопрос привел Овальскую в замешательство.

– Да, так говорит мой агент, которому можно доверять. Косвенным подтверждением являются также убийства рабочих.

– Но как они могли оказаться в Аль-Аксе? – Эфраим Галиви опять устремил свой немигающий взгляд на Кейлу.

– Я не знаю, – полковник Овальская беспомощно развела руками, а потом опустила их на стол.

– Странно, – директор «Моссада» посмотрел в сторону человека в светлом костюме, сидящего напротив него. – Совсем забыл, коллеги, – обратился он к своим подчиненным и руководителям главных управлений. – Хочу представить вам ведущего специалиста по истории иудаизма, профессора Иерусалимского университета Арона Дьяху.

Худощавый мужчина встал и слегка кивнул всем в знак приветствия. На вид ему было лет пятьдесят, приятной внешности, с пышной шевелюрой, которую слегка посеребрила благородная седина. Он немного нервничал, поэтому часто поправлял очки на тонком длинном носу. Собравшиеся повернули головы в сторону ученого. Профессор сел, еще больше смутившись из-за внимания столь серьезных людей. Он долго не мог понять, почему его пригласили на встречу в «Моссад», в столь закрытую организацию, про которую ходят не самые приятные слухи. Эфраим Галиви тоже кивнул в знак приветствия и передал ученому несколько листков бумаги, на которых были изображены какие-то странные рисунки.

– Скажите, вам знакомы эти символы?

Профессор взял рисунки и стал внимательно рассматривать их, его руки внезапно затряслись, а глаза расширились и заблестели. Он попытался овладеть собой и поправить очки, но у него ничего не получилось. От взгляда директора «Моссада» не ускользнуло крайнее удивление ученого.

– Это… ммм… как вам сказать… это закодированные древние писания. Они относятся к эпохе правления царя Соломона, десятый век до нашей эры.

– Вы не ошибаетесь, профессор? – в разговор вмешалась Кейла. – Почему вы решили, что надписи относятся к этому периоду?!

Арон Дьяху вспыхнул от возмущения:

– Вы разве не видите, что на рисунке изображен вот этот знак! – он ткнул пальцем в рисунок. – Это символ царя Соломона, а теперь взгляните на буквы, даже невооруженным глазом видно, что это закодированная древняя информация именно того периода, скрывающая какой-то очень важный секрет.

– Вы можете его расшифровать, профессор? – директор «Моссада» оживился, разгадывать сложные шрифты и тайны было его коньком.

– Скорее всего, нет! Но зато я точно знаю, о чем идет речь! – ему наконец удалось поправить очки, и Арон Дьяху пальцем ткнул в рисунок под буквами. – Здесь изображен первый храм, вы видите?

– Первый храм? – хором переспросили все собравшиеся в кабинете.

– Он был построен при царе Соломоне, а после его смерти разрушен.

– Мы это знаем, он исчез очень давно! – перебила его Овальская. – Я много слышала о нем, но большинство историков считают, что это всего лишь миф, как и то, что самого царя Соломона никогда не существовало. Никто и не видел ни храма, да и про сына Давида рассказывается только в Библии. Это мифы древних евреев, чтобы выделить себя на фоне всех остальных народов.