Завтрак с Сенекой. Как улучшить качество жизни с помощью учения стоиков

Основатель стоицизма Зенон Китийский испытал сильное влияние жизни и идей Сократа. Но Зенон также много взял у представителей другой философской школы Древней Греции, киников. Стремясь к состоянию абсолютной свободы, киники просили милостыню на улицах Афин и были известны своими дерзкими высказываниями и поведением, открыто бросавшим вызов условностям общества. (Платон якобы называл философа-киника Диогена «безумствующий Сократ»[28].) Почти все наиболее радикальные идеи Зенона перекликаются с идеями киников. Принцип «все или ничего» по отношению к добродетели (и понятие мудреца) также исходит от киников[29].

Конечно, в самой идее мудреца-стоика нет ничего предосудительного. На самом деле это очень полезное понятие. Проблема в применении к добродетели принципа «все или ничего»: человек может быть либо добродетельным мудрецом, либо вообще не обладать добродетелями. Поэтому идея Зенона, противопоставлявшая мудреца остальному человечеству, не кажется мне полезной. Она привлекла к себе внимание, но серьезно повредила стоической школе и послужила причиной насмешек над стоиками со стороны других древних философов[30].

Другими словами, большинство современных философов считают применение к добродетели принципа «все или ничего» ложной дихотомией, то есть логической ошибкой. Точно так же современные философы ищут в людях не идеальную добродетель, а общее совершенство духа.

В этом смысле римские стоики, такие как Сенека, кажутся мне большими реалистами, чем их предшественники греки. Если греческие стоики представляли мудреца отстраненным и эмоционально холодным, то у Сенеки он более человечен. Сенека также подчеркивал, что мудрец-стоик испытывает нормальные человеческие чувства, как и все остальные люди. Но еще важнее, что римские стоики уделяли особое внимание людям, которые пытались изменить себя или приближались к добродетели. Таким образом, философия стоицизма различала три группы людей: мудрецов, «совершенствующихся», то есть становящихся мудрее, и тех, кто не стремится к мудрости. Мы могли бы назвать эту третью группу не совершенствующимися, но римские стоики не дали ей ни названия, ни определения[31]. Тем не менее из произведений Сенеки понятно, что эта группа состоит из людей, бессознательно привязанных к ложным и непроверенным убеждениям или порабощенных ими. Для наших целей мы назовем эту группу нелюбознательными (см. рис. 1), что перекликается со словами Сократа: «Непознанная жизнь недостойна самой себя».

Рис. 1. Три категории людей на философском пути, согласно представлениям римских стоиков

Теперь я попытаюсь более подробно обрисовать эту модель, что поможет объяснить, почему римские стоики рассматривали стоицизм как своего рода путь и почему они считали возможным ежедневный прогресс с помощью самоанализа, практики и тренировки. Всем вряд ли удастся достичь уровня мудреца-стоика, но каждый человек способен, настаивали они, двигаться в этом направлении.

На вершине рисунка расположилась фигура мудреца-стоика, своего рода идеал. В нормальных обстоятельствах мудрец-стоик счастлив, радостен, спокоен и уравновешен. Кроме того, мудрец не подвластен страстям (pathe на греческом) и сильным эмоциям, таким как гнев, поскольку сильные эмоции являются следствием неверных суждений. Мудреца-стоика защищает тот факт, что он всегда выносит разумные суждения, не оставляющие шанса для формирования сильных эмоций. (Тем не менее мудрец-стоик испытывает нормальные человеческие чувства; этот аспект будет рассматриваться в главах 4 и 12.)

Как мы видим, мудрец-стоик – чрезвычайно редкая разновидность философа. Сенека сравнивал их с птицей феникс из египетских мифов, которая рождается один раз в пятьсот лет. (Вот почему я поместил маленького феникса в верхней части рисунка – как напоминание о редкости.) Почти все философы-стоики говорили о мудреце или мудром человеке, но ни один не объявлял себя мудрецом-стоиком. Школа стоицизма, существовавшая на протяжении нескольких столетий, чаще всего истинным мудрецом признавала Сократа[32].

Если состояние мудрости хотя и достижимо, но очень редко, то какова практическая ценность этой идеи? В сущности, мудрец – это ролевая модель: компас или Полярная звезда, указывающая ученикам цель и помогающая двигаться в правильном направлении. Эмили Уилсон, биограф Сенеки, отмечала: «Фигура совершенного мудреца-стоика интересует Сенеку не как абстракция, а как инструмент, позволяющий читателям лучше относиться друг к другу»[33].

Сам Сенека не называл себя мудрецом. Он признавался: «…мне далеко до людей терпеливых, а до совершенных и подавно»[34]. Но Сенека часто обращался к фигуре мудреца, поскольку это был полезный инструмент. Фактически Сенека в своих произведениях так подробно описывает фигуру мудреца, что изучающий стоицизм может почти в любой ситуации спросить себя: «Как бы отреагировал на это мудрец-стоик?» Возможно, метод не самый совершенный, но он работает.