Я бежала рядом с Пифагором, гордо задрав хвост. Тревоги не ощущала вовсе. Как ни странно, новые знания меня успокаивали. Я стала лучше понимать, кто я; увидела, как я выгляжу; узнала, где живу и что вокруг происходит.
Обладать знаниями, на мой взгляд, – наибольшая из привилегий. Мне искренне жаль всех тех, кто прозябает в невежестве.
8
Блуждающий огонек
Натали похрапывала, приоткрыв рот. Шерсть на голове спутана, ресницы подрагивали во сне.
Я промурлыкала ей на ушко:
–
На рассвете я тоже решила немного вздремнуть, восстановить силы и ясность рассудка. Свернулась клубочком в корзине и не спеша погрузилась в дремоту, размышляя о Пифагоре.
Не верю, будто мир людей можно постичь при помощи дыры во лбу. Нет-нет, у сиамского кота особый дар. Он сказал: «Секрет». Хорошо бы вызнать, в чем он заключался.
Пифагор знал названия человеческих изобретений и предметов, понимал, для чего они предназначены. Помнил, как называются разные животные. Разумно объяснял человеческие поступки. А я всего лишь различала имена окружающих, если их часто повторяли вслух…
Тут я погрузилась в глубокий сон.
Мне приснились рыбы, похожие на Посейдона. Они выползали из воды на сушу. Я осторожно трогала их лапкой. Потом они превратились в ящериц. Я их ловила, отрывала им хвостики, но те отрастали вновь. У меня на глазах ящерицы преобразились в гигантских ящеров. Я от них сбежала и спряталась. Звезда вдруг упала на Землю. Небо почернело, ящеры погибли. В высокой траве резвились высокие и мелкие люди, крупные и небольшие коты. Мелкие люди прогнали высоких, мелкие кошки – крупных. Выжившие люди кормили оставшихся котов, а те помогали им: ловили мышей и дарили их. В знак благодарности человек засыпал навеки вместе с котом в глубокой подземной норе.
Потом я увидела Пифагора, за ним гналась страшная собака. Я спасла его, и мы слились в порыве страсти.
Пифагор закусил мне загривок.
Резкий звонок в дверь разбудил меня.
Зевнула, потянулась. Отлично выспалась, бодра и весела.
Явился Тома, любовник домоправительницы. Вот уж кого я терпеть не могу! Они болтали по-человечьи, затем лопали на кухне нечто коричневое, пахнувшее горячей говядиной, и белые мягкие ленты, не пахнувшие ничем. С жадностью слизывали с ложечек желтый крем, зачерпывая его из круглых маленьких мисок. Нас с Феликсом Натали тоже вовремя накормила. Я чувствовала, что в присутствии самца от нее исходили особые вибрации. И сама с нетерпением ждала ночи, когда встречу любимого.
На всякий случай потерлась о ноги людей, пропитала их своим запахом. Натали и Тома ели, не обращая на меня ни малейшего внимания. Пришлось выпустить коготки и ободрать деревянную спинку стула. Вот тогда Тома соизволил меня заметить. Назвал по имени и достал из кармана пиджака серебряную палочку. Еще раз позвал и вдруг… извлек из палочки дивный красный круглый огонек, заплясавший на кафеле. Я не могла остаться равнодушной к сияющей красоте, скачущей по кухне во все стороны. Я прыгнула, чтобы поймать огонек, но он мигом перебежал на стену. Подпрыгнула повыше, нет, он уже на шторе. Я не могла схватить красный кружок ни на шторе, ни на стуле, ни на диване, ни на полу передо мной, ни в дальнем углу… Внезапно заметила огонек у себя на хвосте. На этот раз его нельзя было упустить, и я крепко цапнула себя за хвост, завопив от боли. Красный огонек бесследно исчез…
Люди разинули рты, издавая неприятные громкие горловые звуки и тыкая в меня пальцами.
Я была сама не своя от досады и стыда за то, что проявила слабость, позволила втянуть себя в дурацкую игру.
Никто не смеет меня унижать. В особенности люди, отданные мне в услужение.
Я забилась в угол гостиной и обдумывала план мести, а они преспокойно доели и, как всегда, устроились здесь на диване перед своим чудовищным телевизором.
Я тоже внимательно следила за сменой картинок. Благодаря Пифагору смогла понять, что там показывали, как люди убивают друг друга где-то далеко, в других городах. Страшные сцены комментировал ведущий: широкоплечий, прилизанный. Он постоянно улыбался и что-то монотонно бубнил, будто бы ужасы войны ничуть его не задевали.
Натали прекрасно владела собой и горьких слез не проливала. Похоже, привыкала понемногу к жестокости окружающего мира.
И вновь их полностью захватил футбол. Тома орал в телевизор. Вскакивал, размахивал кулаками. Никакая война не вызывала у него подобного яркого эмоционального отклика.
Я воспользовалась тем, что футбол отвлек его, и незамедлительно осуществила коварный замысел: написала гостю в ботинки, которые он по обыкновению оставил в прихожей, чтобы не испачкать мне пол.