Завтрашний царь. Том 2

«Всяко посмеёмся потом. Царь за кровнорождённым во дворец пробирался! Опять же… когда ещё случай придёт царевича посмотреть…»

Вскоре он жадно рассматривал Последние ворота.

«Цари здесь въезжали. И отец въезжал. А теперь я – пешком. Истинный царь в истинные ворота, а никто и не знает…»

Временами Светелу казалось, что людское скопище вот сейчас замолчит, покинув свои никчёмные разговоры, и разом обернётся к нему, указывая перстами. Ясно, глупость. Он был снежинкой в лавине, каплей в реке, песчинкой на берегу. Растоптанные валенки, потёртый кожух… Кто на такого лишний раз поглядит?

А вдруг всё-таки?..

Ворота с надвратной башней высились в грозной древней красе. Каменный лик Владычицы Мораны то прятался среди плывущих клочьев тумана, то вновь открывался, умытый влагой… и всякий раз представал чуть другим. Изваянная Богиня словно бы поводила глазами, наблюдая за происходившим. Ожидая, чем кончится.

Кербога низко ей поклонился. Сотворил молитву.

Светелу каменные черты увиделись знакомыми и незнакомыми. Почему-то вспоминалась гадалка, корившая его за неумение спрашивать. И бабушка Корениха, и…

Он тряхнул головой. На самом верху, меж ступенчатыми зубцами, густо торчали головы позорян. И на пряслах по сторонам башни. И у подножия. Только проход, что вёл внутрь города, черёдники держали свободным. Светел, любопытствуя, попробовал туда заглянуть, но ничего не увидел. Ход, изобильный бойницами для стрелков, западнями для кипятка и смолы, под башней ещё и сворачивал.

«Приступа ждали! Боялись! Правильно делали…»

Подумав так, Светел испытал гордость. Вот только за кого? За андархских зодчих, искусных градостроительством? За будущих славнуков, не дававших спуску врагам?.. Попробовал разобраться, запутался. Тряхнул головой, стал смотреть дальше, слушать народ.

– Будто зашумело! Нешто везут или блазнится?..

– Погодь, тётя Грибаниха. Поди, мимо не проедут.

– Уж как впрямь повезут, так сразу услышим.

– Полгорода здесь ожидает, полгорода за одриной бежит!

Киец вновь торопливо ушёл, а вернувшись, поманил с собой Злата:

– Ко дворцу непроходно пока… Пожалуй, гость благородный, к старцам на важную скамью.

Кровнорождённый оглянулся на скомороха, собрался говорить, но Кербога чуть заметно покачал головой. И остался со Светелом и черёдниками, у камней подвыси, помнившей царскую милость, а Злата проводили наверх.

Люди тёрлись рукавами, переговаривались, тянули шеи. С окраин толпы в серёдку лезли не многие. Осерчают шабры, холку намнут, совсем выгонят! Всё же от Светела не укрылось, как многоголовое скопище, волнуясь, выносило вперёд то одного человека, то другого.

Вот невысокий горожанин в богатом охабне, перья цапли на шапке вобрали сырость, жалко свисли. Он озирался, близорукий, какой-то пришибленный.

– На четыре ветра тебе, добрый Варакса, на грамоты многомудрые!

«Эвона как они тут здороваются. Надо запомнить…» К удивлению Светела, вместо учтивого ответа Варакса махнул рукой и скривился, щёки задрожали:

– Из рук вон грамоты валятся, век бы не видать…

– Жаль кощея, а Верешка жальче было бы, – прогудел густой голос. Он принадлежал насупленному верзиле с кулаками как гири.

– Обычай прадедовский велит злой кровью землю кропить! – громко и бесстрашно встряла баба, названная Грибанихой. – А где нынче злодей? Верешко наш – всякому бы сына такого! И кощей… даром что на рожу коряв…

– Не смущай честной люд, тётя Грибаниха, – сказал Киец. – Жрецы знамение усмотрели, да и закон о родиче соблюли…

– А по совести? – не сдавалась женщина. – У тебя, желанный, нешто совесть молчит? Аль не помнишь, кто кровь тебе унимал?

– По совести, это к посовестным, – раздались ещё голоса.

– Видано ли, чтобы судья по совести разбирал?

– Где законы, известно, там и обиды…

– Всё помню! – почти выкрикнул Киец, в голосе была мука. – Мне что теперь? Копьё сломить об колено да в кузнице запереться?

Светел вертел головой туда и сюда. Слушал перепалку. Силился уразуметь.

– Дядя Кербога… – сказал он наконец. – Помнишь Извору? Ну, казнь разбойничью?

Кербога смотрел туда, где скрылась из глаз его скоморошня.

– Забыл бы, да из памяти нейдёт. На что спрашиваешь?

– Ты на людей смотрел ли тогда?

Скоморох вздохнул и наконец повернулся к нему:

– Что у тебя в пятке свербит, ребятище?

– Там людям назидание было и праздник. А здесь ссорятся и грустят!

Кербога немного послушал разноголосье.

– Здесь Андархайна, – медленно и тяжело проговорил он затем. – Андархи верят Богам и надеются на Правду. И от века всем недовольны.

«Какая тебе Андархайна, – мысленно возразил Светел. – . Всего лишь Левобережье. Шегардай столица ему, Извора – волька заглушная…»

Означало ли это, что Шегардай как бы в большей, чем Извора, степени был Андархайной?

«Марнава душегуб был отменный. А гусляра, скитуна безымянного, за что петлёй удавили? За то, что разбойникам из-под палки играл? За то, что котляры привели, велели убить?..»

Спрашивать Кербогу не хотелось, спорить – подавно.

«И я не вступился…»