Завтрашний взрыв

При последних словах визиря, произнесенных вкрадчивым голосом, словно обволакивающим собеседника, голова Псыря закружилась, он ощутил небывалый восторг и желание выполнить любой приказ повелителя, а если потребуется — то отдать за него жизнь. Наконец-то его, Псыря, оценят по достоинству и он сможет заслужить все, о чем только мечтал. Торопливо, словно боясь, что повелитель передумает и прогонит его прочь, перескакивая с одного на другое, Псырь принялся взахлеб рассказывать о себе и своей жизни. Визирь слушал его внимательно, не перебивая, и лишь изредка кивал головой в знак одобрения. В одном месте он, правда, прервал рассказчика, когда тот упомянул мимоходом, что часто ездил в стольный град Москву, сопровождая по торговым делам своего богатого односельчанина Никифора. Визирь попросил Псыря рассказать о пребывании в Москве как можно подробнее: где жил, где бывал, хорошо ли знает город.

— Ну что ж, — милостиво произнес он, когда Псырь закончил изложение автобиографии. — Я вижу, что не ошибся в тебе и ты действительно можешь сослужить мне службу.

— Приказывай, господин! — подобострастно проблеял Псырь. — Скажи только, как тебя звать-величать, за кого мне вечно Бога молить…

Тут Псырь осекся, решив, что сморозил глупость и господину может вовсе не понравиться предложение возносить за него молитвы.

— Зови меня просто: повелитель. И… — визирь понимающе усмехнулся, — если хочешь, то молись на здоровье своему христианскому Богу.

— Как прикажешь, повелитель! — вновь согнулся в земном поклоне Псырь.

— Я вижу, что ты человек смышленый и способен оказать немалую услугу великому хану и приблизить его победу, после чего ты займешь достойное место в новой Руси, возвращенной в Золотую Орду. Но за те три дня, пока наши войска будут приближаться к русской столице, тебе придется кое-чему научиться.

Псырь растерянно взглянул на визиря:

— Позволь слово молвить, повелитель! Отсюда до Москвы не три, а всего полтора дня пути по Муравскому шляху. Может быть, ваши проводники глупы или злонамеренны, так я с готовностью покажу дорогу!

— Вижу, что не ошибся в тебе, — усмехнулся визирь. — Ты и вправду всей душой желаешь нам победы! А проводники наши и разведчики свое дело знают. И донесли нам вовремя, что на Муравском шляхе нас поджидает земское войско, которое наконец кое-как собралось, когда мы уже пол-Руси прошли. Да еще русский царь с опричным войском тоже из столицы в поле вышел и навстречу хану идет. Но у нас — всюду глаза и уши. Имей, кстати, это в виду, если вдруг решишь нас обмануть! Ладно, не бойся, я тебе верю! Так вот, узнав про все это, хан по совету преданных ему проводников свернул с Муравского шляха на шлях Свиной. Таким образом, мы разъединим оба русских войска и выйдем к столице обходной дорогой там, где русские нас не ждут! Ну а сейчас, не теряя времени, ты приступишь к занятиям и, двигаясь эти три дня вместе с непобедимым войском великого хана, усвоишь, я уверен, все, чему тебя будут учить мои помощники!

Визирь хлопнул в ладоши и приказал мгновенно появившемуся слуге:

— Ахмед, отведи нашего нового друга в учебный шатер. Пусть его немедленно начнут готовить для выполнения особого задания в русской столице!

Псырь, низко кланяясь и пятясь, покинул шатер повелителя и проследовал за Ахмедом в другой, совсем маленький и неприметный, больше похожий на обычную походную палатку если не рядового воина, то какого-нибудь десятника. Рядом с палаткой стояла довольно большая крытая повозка на тяжелых колесах, не имевших спиц, а сплошь деревянных. Указав на повозку, Ахмед произнес отрывисто:

— Ты, русич, постарайся сегодня ночью, на привале, все освоить и запомнить как можно лучше. А то потом в походе на сей арбе будешь доучиваться, так это гораздо хуже будет, она вся скрипит и трясется. Ежели что не так усвоишь, то будет тебе бабах! — Он изобразил обеими руками в воздухе какой-то жест, значение которого Псырь не понял.

По-русски Ахмед говорил довольно хорошо, но, в отличие от визиря, с сильным акцентом. Они вошли в палатку, в которой не было ни шелков, ни ковров. Зато был дощатый стол нормальной высоты, то есть не такой, за которым возлежат, как принято у восточных народов, а именно тот, за которым сидят, как принято у народов западных. Возле стола стояли две простые скамьи и большой сундук, окованный железом.

— Присаживайся, достопочтенный Псырь! — Ахмед указал на скамью, а сам принялся отпирать два тяжелых замка на сундуке. — Доводилось ли тебе нести ратную службу?

— Нет, что ты! — поспешно ответил Псырь. — Сроду не служил! Никогда не поднимал руку на доблестных воинов великого хана!

— Да я сейчас не об этом, — досадливо перебил его Ахмед. — Мне просто надо понять, какими воинскими навыками ты обладаешь.

— На кулаках бился да на ножах резался! — с гордостью провозгласил Псырь, не уточняя, однако, что на кулаках и на ножах он бился обычно среди прочих подручных своего бывшего хозяина Никифора, когда они втроем-вшестером наваливались на одного неугодного Никифору беззащитного односельчанина.