Зазаборный роман (СИ)

— Понял, Махно, не буду больше. Держи пять, Профессор, не таи зла.

— Да я и не таю, я сам хотел угостить, чем бог послал и колхознички поделились.

Общий хохот одобрил мою шутку. На третьем ярусе снова воцарился мир.

Знакомлюсь с братвой. Воров нет, но жулики авторитетные, и крытые прошли, и особняк. Я правильно сделал, что рассказал как есть, а не начал под жулика-блатного рядиться, как сдуру сделал бы какой-нибудь черт. Меня приняли в компанию. Не совсем, не полностью, если буду свое пассажирско-мужицкое место знать и помнить. А я не люблю, когда мне напоминают, и удар Рафа у меня в душе отпечатался, поэтому я и не делаю ничего такого, за что меня могут снова по рылу. Я хитрый и ученый.

Достаю гостинцы, угощаю, они подбрасывают свои, из тех же источников, хаваем. После хавки спрашиваю Махно:

— А как ты узнаешь, что тебя на этап кличут? Сверху не слышно, черта что ли пошлешь?

— Мне нужен этап? Как зонтик рыбке. Я, Профессор, уже четыре месяца здесь кантуюсь и мне нравится, думаю зиму пересидеть, а весной в зону. Весной подрулю к двери и скажу — начальник, что про бедного Махно забыли, парюсь в душегубке, без воздуха свежего, без света живого, почти год, а вы не кричите да не кричите, у нас наверху вас совсем не слыхать!..

Хохочет Махно своим словам, улыбаюсь я:

— А что, здесь совсем не ищут?

— А попробуй! — махнул рукой Махно на месиво людей, везде, где глаз достает.

— Менты поганые, пугают, мол кто не откликается — с пайки снимаем, но это брехня. Мне на полосатый ехать не с руки, зимой там караул. Слышь, Профессор, а тормозись тоже, до весны! В компании веселее, сам же говорил. Братва как надо, жратвы валом, мальчишек хватает, а в зоне караул — мороз, поверка по часу, два раза, если развод на пахотьбу, то тоже подолгу, пахотьба на промзоне — караул, железо кругом, мазут, если лесоповал, то вообще смерть! А трюмы, а хавка скудная, а молотки!.. Здесь же сидора приятно гладят глаз! — поэтично закончил зечара свой монолог. Я помолчал и ответил:

— Здесь неволя, там тоже, но там хоть воздух свежей, чем здесь, деревья, звезды, солнышко. Здесь же даже окон нет, одна вентиляция гудит…

— Это точно, — пригрустнул Махно:

— Балдоха там не греет, но хоть светит.

И замкнулся.

Окон действительно нет, часов тоже да и зачем. Полдень узнаешь по лязгу кормушки да крику:

— Хавка! Хавка!

И зек с хоз.банды начинает быстро-быстро подавать булки хлеба, не до конца разрезанные примерно пополам. Подает быстро, а еще быстрей считает — уследи попробуй, проверь, явно дурит. Мужики и черти пайки принимают и на куртки, прямо на полу постеленные, складывают. Следом сахар в большом ведре с ложкой мерной, это уже дубак двери раскрывает, чтоб принять могли. И следом рыба в нескольких жестяных ящиках. Полуразвалившаяся, гнилая, в черной жиже — ешьте, не хочу! Дележ происходит всегда следующим образом: кто-нибудь из семьи Махно неспешно спускается вниз с пустым сидором и мешочком под сахар. Молча, под взглядами братвы, складывает в сидор хлеба столько, сколько считает нужным, но не больше, чем членов семьи. Иногда демонстративно заявляет:

— Сегодня возьму на три меньше, у нас есть чем догнаться, пусть братве будет!

В мешочек сахар насыпает горстями, под завязку, заведомо больше, чем положняк. И, не обращая ни на кого внимания, возвращается наверх. Затем берут хлеб и сахар жулики-блатяки с противоположного яруса третьего. Затем хватают все кому не лень, в первую очередь хозяева курток, блатяки мелкие, сильные отталкивают более слабых. И каждый день остается до пятидесяти человек, не получивших ничего. И чаще всего это одни и те же. Такая процедура раздачи паек очень стимулирует желание уехать отсюда. И черти с мужиками уезжают, Дверь открывается, зек забирает ведро, ящики с жижей, процеженные руками голодных чертей. Обед окончен, следующий через сутки.

С противоположным третьим ярусом у Махно интересные отношения сложились. Он пахан вокзала и это признается безоговорочно. Но ходить туда, к соседям, побаивается и не скрывает этого. Оказывается, Махно трон свой переворотом занял, сбросив прежнего пахана, свергнув его. Сбросив в прямом смысле, с третьего яруса. Труп черти оттащили к дверям:

— Командир, уснул, сам упал! — заявили и вытащили в коридор прежнего властителя. Дубак не спорил, революция свершилась, ура, товарищи! Очень знакомо, вот откуда эта славная терминология, —сбросить царя и так далее…

Я умный, я хитрый. Я не стал спрашивать-интересоваться, какие доводы и приводы сказал и привел Махно. Мне это надо? Нет! Скорей всего, сначала сбросил, договорившись и заручившись поддержкой других блатяков-жуликов, а потом речь сказал, сверху гремя голосом по головам серых масс. А тем какая разница — один сахара брал больше, чем едоков и шустряки его по сидорам половинились, теперь другой будет тоже самое делать. Мужикам-народу все едино.