Зазаборный роман (СИ)

— Что-нибудь случилось? — вежливо спросил меня конвоир.

— Ничего, это я во сне, — булькая, отозвался я.

— Соблюдайте тишину, прошу вас, — сказал конвоир и отошел от моего бокса…

Я уткнулся лицом в колени и уснул. Крепко-крепко, как только можно уснуть крепко. В таком темном боксе. Утром я не мог идти и меня повели под руки. Как Брежнева. Только повезли в другое место.

Х Х Х

Каждое учреждение в СССР пронизано бюрократическим контролем снизу вверх и наоборот, по горизонтали, диагонали, внахлест и т. д. и т. п. Еще великий Ленин указывал на контроль…

КГБ по своей сути социалистическое предприятие по производству преступников. Можно с этой формулировкой спорить и с жаром и пафосом утверждать, что, мол, КГБ лишь борется с преступностью, а не производит их. Но если исключить социалистический подход, а просто включить логику, то если бы не было КГБ, если бы не было в УК РСФСР и УК других союзных республик статей об ответственности за мнение и высказывание его вслух, то не было бы и преступников. Но конечно не было бы и Союза, советской власти и всей этой галиматьи. Ну и хрен с нею, лучше было бы. Но так как все это есть, и КГБ арестовывает за мнение (если оно не совпадает с изложенным в советской газете), то, сточки зрения логики, КГБ производит преступников, изготавливает изделия.

Изготовив очередное изделие, КГБ по инструкции (закону) должно передать его (изделие-преступника-жертву) на склад. То есть следственный изолятор, СИЗО, в простонаречье — тюрьма. Принимается изделие на склад при наличии соответствующей документации: постановлении на арест, удостоверения личности (паспорта), тюремный формуляр-дело и т. д. Склад-тюрьма принимает изделие не сразу, а после прохождения изделием накопителя-КПЗ (камера предварительного заключения). Основная цель накопителя — приведение в порядок соответствующей документации. Ведь некоторые изделия так быстро изготавливаются КГБ, что не все бумажки успевают заполнить. Жизнь есть жизнь. Но иногда бывают и вовсе смешные случаи-казусы, хоть стой, хоть падай!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Утром, не знаю во сколько, меня повели под руки. Как Брежнева. Два прапорщика в серо-голубой форме. Подведя к столу, передали из рук в руки двум милиционерам. В придачу отдали тонкий, но большого размера, конверт. Старший мент расписался в получении и изделие, имевшее раньше N 9, отбыло.

Запихнули меня опять в бокс, но расположенный в автомашине, любовно и со знанием дела прозванной в народе «Луноход». Бокс именовался «стакан», видимо — за размеры. Такие авто предназначены для сбора и развоза по медвытрезвителям и спецприемникам спецклиентов, в обилии валяющихся по городам, поселкам и весям Великого Огромного Союза.

По этой машине я понял — везут не в КПЗ и не в тюрьму. Интересно…

Ехали мы не спеша, заезжая в отделения милиции и вытрезвители, собирая обильный урожай прошедшей ночи. Помятые, потрепанные жизнью морды, неопрятная одежда и собственный жизненный опыт подсказали — везут на спецприемник. Непонятно только почему, зачем…

Все эти алкаши, бомжи во всю глазели на стакан, заполненный мною и отделенный от общего пространства помещения глухой стенкой, но имеющий решетчатую дверцу.

— Слышь, командир, за шо волосатика отдельно запихнули? Мы не кусаемся! — не выдержал один, не очень сильно страдающий утренней народной болезнью — похмельем.

— Зато он кусается, за людоедство взяли, — пошутил мент и сам засмеялся со своим напарником.

— Не, серьезно, а, командир? — нудно тянул любопытный.

— Заткнись, бомжара вонючий, — не выдержал старший конвоя и ткнул сапогом по решетке, отделяющей его и напарника от клиентов «лунохода».

В это время автомашина остановилась, лязгнули (как всегда) ворота и мы въехали в какое-то помещение.

— Выходи по одному, граждане бомжи, — загремел зычный голос и дверь «лунохода» распахнулась. Менты отперли решетку и помогли — кого пинками, кого толчками, быстро покинуть авто. Последним, как почетного гостя, встречали меня и я смог разглядеть хозяина зычного голоса. Это был толстый, веселый майор милиции, явно любитель пошутить и выпить. Уставившись на меня, он заорал на все приемное отделение, где кроме него и меня был еще молодой мент, записывающий что-то в бумаги:

— Это тебе Советская власть не нравится, блядина?! Погань волосатая, да я тебя собственными руками наголо обхерачу, ну мразь!

Не успел я что-либо придумать в защиту и спасения шевелюры, как мне на помощь кинулся мент-писарь:

— Товарищ майор! Нельзя! Следствие, опознание, мало ли что, а следственный эксперимент!

И торжествующе уставился на начальника. Тот поперхнулся и развел руками:

— А ведь точно, сержант! Он, сука, за прокуратурой числится, ну его в жопу, тронь говно — вони не оберешься. Оформить падлу и в невыводную, к Орлу.

— Ясно, товарищ майор!