Крупная, с сильными обнаженными плечами и решительным носом-картошкой, красная от жары, но казалось, от гнева, мамаша и говорила скорее гневно, чем жалобно: ее сын-десятиклассник набрасывался на одиноких женщин, какой же дурак, в одном и том же месте! Эту дорожку сначала взяли на патрулирование, а потом взяли и его самого. Он что, пытался их изнасиловать? Нет, только опрокидывал на спину, а на последнюю еще и сел верхом. Может быть, он пытался совершить оральный акт? Нет, это она орала, она казачка, они такие.
— Да и я бы ему тоже показала! Он бы у меня летел-пердел… Ой, извините!
— Ничего. У вас в семье принято насилие? Вы его бьете?
— Ну, шлепала иногда, когда был маленький… Как все, не больше.
Правда, когда он был совсем маленький, муж однажды пришел пьяный и пытался ее изнасиловать, только она не далась; но сынишка этого не помнит.
Много мы знаем, кто что помнит, в подсознание не заглянешь.
— А отец был при этом голый?
— Я уж и сама толком не помню, я с ним развелась сто лет назад.
— Хорошо, подождите на кухне, я должен с ним поговорить наедине. Моя ассистентка вас чем-нибудь угостит — чай, кофе?
В парнишке не нашлось никаких атавистических признаков — ни низкого лба, ни выпирающих надбровных дуг, ни сутулости с руками до колен, — это был оперный Лель: длинненький, худенький, в оранжевой цветастой рубашке с пояском, златые кудерьки, застенчивая улыбка.
Для психоанализа случай, казалось бы, проще ангины — типичный эдипов комплекс, пытающийся разрядиться с заместительницами матери, но, как оказалось, герметично запечатанный в подсознании застенчивыми улыбками и растерянными пожатиями плечиков. Предположение, что женщины из кустиков служили заместительницами матери, ни через какие «случайные» ассоциации перевести в сознание никак не удавалось.
— Я буду произносить разные слова, а ты говори первое, что в голову приходит. Начинаем. Отец.
Застенчивая улыбка, пожатие плечиков.
— Мать.
Застенчивая улыбка, пожатие плечиков.
— Папаша.
Застенчивая улыбка, пожатие плечиков.
— Матушка.
Застенчивая улыбка, пожатие плечиков.
— Мужчина.
Застенчивая улыбка, пожатие плечиков.
— Женщина.
Застенчивая улыбка, пожатие плечиков.
— Тетка.
Застенчивая улыбка, пожатие плечиков.
— Схватил.
Застенчивая улыбка, пожатие плечиков.
— Опрокинул.
Застенчивая улыбка, пожатие плечиков.
— Навалился.
Застенчивая улыбка, пожатие плечиков.
И так без просвета и конца.
— Может быть, ты думаешь, что женщины любят силу?
Застенчивая улыбка, пожатие плечиков.
— Один мой друг когда-то очень давно применил силу к любимой девушке, и вот у них уже взрослый сын, а ему до сих пор за это стыдно. Ты не боишься, что с тобой так же когда-нибудь получится?
Застенчивая улыбка, пожатие плечиков.
Легче всего выбить признание в чем-то «постыдном» встречным признанием; хотя постыдного в мире нет ничего, есть только естественное, пациентов если не отталкивает навсегда, то гарантированно раскрепощает рассказ о том, как он в детстве подглядывал за матерью, мывшей пол, подоткнувши подол, — ему было тем легче варьировать шокирующие подробности, что ничего такого в реальности не происходило. Однако здесь бы и подол не помог: чтобы мучительная тайна смогла прорваться на поверхность, она должна быть мучительной. Если крыса не грызет внутренности, за нею незачем и охотиться. Тем более что все равно не поймаешь.
Так он и разъяснил матери, отправив Леля на кухню (тьфу!) к Симе: врач не может вылечить больного, прежде чем тот заболел.
— Как он еще должен заболеть? В тюрьму попасть?
— Страх перед тюрьмой не болезнь, а норма. Вот когда человек мучается, и никто не знает из-за чего — только тут я могу чем-то помочь.