Она схватила мою руку, не позволив вытащить телефон из кармана.
– Не надо, – сказала она тихо.
– Лид, я не могу сидеть и ждать. Нужно, чтобы тебя посмотрели врачи. Я позвоню Вике, и мы поедем в больницу. Это займёт от силы полдня.
– Андрей, – повторила Лида. – Не трогай телефон. Ещё мне не хватало твоей бывшей перед смертью.
– При чём тут бывшая? Вика – врач. Она договорится, чтобы тебя посмотрели быстро. Отпусти, пожалуйста, руку.
– Не отпущу. Ты не имеешь права решать за меня.
– Решать что? Жить тебе или умирать? Извини, родная, это касается и меня тоже.
Я стряхнул её ладонь и достал телефон.
– Андрей. Не надо.
Она попыталась вырвать у меня сотовый, но сделала это неловко, и телефон упал на пол. Я выругался. Поднял. Лида снова схватила меня, не давая набрать номер.
– Успокойся! – повысил я голос.
– Не звони. Слышишь? Не звони ей.
– Господи. Что за детская ревность?
– Это не ревность.
– А что тогда?
Лида не ответила. Она отпустила мои руки, но встала вплотную, дрожа от напряжения. Уголки её губ вздрагивали. Пальцами она нервно теребила юбку.
– Пожалуйста, не звони, – сказала Лида спокойным, но тихим голосом.
Я опустил глаза. Мне было больно и стыдно. Я понимал, что не должен спорить с ней – в такое важное время, когда каждая минута, проведенная вместе, стоит дороже золота. Но я не мог отпустить.
– Послушай… Милая. Давай просто съездим в больницу. Если хочешь, сделаем это не через Вику. Пока будем ехать в город, я найду частную клинику. Обещаю, если врачи скажут, что ничего сделать нельзя – вечером мы уже будем здесь.
– А если скажут, что можно?
Я промолчал. Лида давила меня взглядом, ожидая ответа.
– Если скажут, что можно… – я вздохнул. – Будем решать.
Лида посмотрела в сторону и покачала головой. Я хорошо знал этот жест. Жест разочарования.
– Потеря времени, – сказала Лида. – Дело не в Вике. И не в ревности. Я просто не хочу бессмысленных катаний туда-сюда.
– Лид…
– Может, я вообще не больна? С чего ты взял, что я умру именно от болезни?
– Ты не умрёшь.
– Андрей, хватит.
– В этот раз всё будет по-другому.
– Хватит, пожалуйста! – голос жены сорвался. Лида была близка к тому, чтобы расплакаться. – Прошу тебя… Мы это проходили…
Я взял её за руку. Притянул к себе.
– Пожалуйста, успокойся. Просто прошу тебя: не сдавайся.
Я приподнял руку, в которой держал телефон. Разблокировал экран…
Лида вдруг дернула плечами и разрыдалась. Она оцарапала меня, пытаясь выхватить мобильник. В конце концов ей это удалось. Лида крепко сжала телефон. Шагнув назад, она замотала головой.
– Нет, нет, нет! – повторяла она, как заведенная. – Ты не сделаешь этого снова. Мы это проходили!
– Лида. Приди в себя!
– Хочешь забрать последние дни? Как тогда?! В прошлый раз ты так и сделал.
– Послушай меня…
– Она просила отвести её в зоопарк! – Лида закричала. – А ты увез её в больницу! Мы должны были гулять с ней, смотреть на слонов, которых она мечтала увидеть! А не заставлять её терпеть уколы. Ты этого хочешь? Этого? Хочешь, чтобы меня так же истыкали иглами? В день нашей свадьбы?
– Чёрт, да прекрати ты истерику!
– Не смей звонить. Я запрещаю тебе! Слышишь? Запрещаю забирать мои дни. Всё равно никуда не поеду. Что ты им скажешь? «Моя жена скоро умрёт. Не знаю от чего, но сделайте что-нибудь»? Не будь идиотом! Дай мне спокойно пожить. Дай подышать чистым воздухом. Я не хочу возвращаться в этот чёртов Красноярск. Не поеду ни в какую больницу. В этом нет смысла. Мы это уже проходили! Мы…
Сказать что-то ещё Лида уже не смогла, потому что дыхание её окончательно сбилось, и вместо слов она стала издавать нечленораздельные стоны. Лида кинула телефон на стол. Развернувшись, она дошла до дивана, села спиной ко мне и закрыла лицо руками.
Лида плакала тихо. Словно боялась, что её могут услышать на улице. Она пыталась остановиться – делала глубокие вдохи, но всё без толку, её грудь вновь и вновь сводило судорогой. Лида обхватила себя руками, стараясь успокоить дрожь. На секунду мне показалось, будто она просто хочет согреться.
Я вдруг понял, что должен немедленно обнять её. Успокоить. А ещё лучше взять тот шерстяной плед с кресла и укутать её с ног до головы. Спрятать от всего мира под клетчатой тканью. Так я и поступил.
Я укрыл Лиду пледом и прижал к себе. Сидя на диване, глянул в сторону стола, на котором лежал телефон. Затем глубоко вздохнул. И сдался.
Её слёзы были страшнее смерти.
Лида дрожала. Слабость её была незнакомой, непривычной, и от того особенно пугающей. За двенадцать лет я разучился видеть в Лиде хрупкую девочку, привык замечать только волю и силу в каждом её слове. В каждом жесте моей любимой ведьмы. А теперь она плакала на моих руках, и я вдруг понял, какого труда ей стоило оставаться спокойной всё это время.
Я вспомнил, как утром Лида сидела перед трельяжем и улыбалась, переглядываясь со мной в зеркале.
Она ведь не спала всю ночь. Видела в отражении смерть. И всё равно улыбалась ради меня. Она не хотела, чтобы я различил в её глазах страх, и поэтому держалась, лишь бы мне было легче.