Зазеркалье

– Как там Лида? Кайфует на природе?

– Нормально, – вновь солгал я, и голос мой почти не дрогнул. – Отдыхает. Спит с дороги.

– Ты в баню заглядывал? Я там марафет летом навёл, можете оценить. Веники в сарае на верёвочке.

– Загляну. Спасибо.

– Там аккуратнее только в сарае. В погреб не наебнись. Он открытый стоит, чтоб не засырел. Ещё и земля вечно обваливается, спасибо Лёпке, бляха-муха.

– Лёпке? Дурачку?

– Ага. Которому ты раньше раскраски возил. Я его два года назад подрядил погреб копать. Ей богу, лучше б сам сделал. Понарыл там ходов, как суслик. Хер пойми, как сарай ещё стоит.

– Всё экономишь, старый жид. Скупой платит дважды, слышал такое?

– Слышал-слышал… Не морализируй только.

Мы какое-то время молчали. Затем друг не выдержал:

– Ладно, давай уже, колись.

– Не понял.

– Всё ты понял. Не изображай целку. Что у тебя стряслось?

Мне вдруг безумно захотелось ему всё рассказать. Признаться как на духу: «У меня умирает жена. И я не знаю, что делать. Мне страшно, Макс. Дико страшно. Мне мерещатся мёртвые люди, и кажется, что от зеркал несёт болотной тиной. Что мне делать? Скажи, что мне делать, Макс…»

Желание разболтать тайну было таким сильным, что я уже открыл было рот, но в последний момент передумал и отнёс телефон от уха. Накрыл мобильник ладонью. Закрыл глаза и глубоко вздохнул.

«Не поможет… Не взваливай на других. Не поможет».

Поднёс телефон обратно и в очередной раз соврал:

– Всё нормально. Правда, Макс. Тебе показалось.

– Ясно, – сказал друг после непродолжительного молчания. – Ну, если что, ты звони. Я на связи.

– Спасибо. Ещё наберу. Бывай.

– Давай, до скорого.

В телефоне раздались короткие гудки. Прежде, чем они оборвались, мне вновь почудилось, будто я слышу чьё-то дыхание, доносящееся из трубки.

***

Оставаться в заброшенном доме я больше не мог.

Даже не потому, что внутри было жутко и мерещилось, будто старик выглядывает из-за печи. Просто я вдруг почувствовал, что, чем дольше нахожусь в доме, тем сильнее проваливаюсь в темноту. Теряю сознание. Дышать стало невмоготу – сырой могильный запах давил, будто земля, наваленная на крышку гроба. Ноги не держали. Мутило.

Я вышел на крыльцо, и свежий осенний ветер в момент сбросил наваждение. Тут же прояснились мысли. В руки вернулась сила. Мне показалось, что я вылез из липкой, тягучей грязи – из гадости, которую от остального мира отделяли лишь хлипкие двери сеней.

«Вот и в голове у тебя такой же бардак, как в этой избе. Потому и чудятся покойники среди бела дня. А ведь ты, Андрей, даже лица его как следует не разглядел – старика этого. С твоим зрением любой бич за Колебина сойти мог…»

«Померещилось – успокоил я себя. – Спутал без очков».

Вот только чутье не давало покоя.

«Ладно, хорошо. Чёрт с ним, с лицом. Под бородой можно и не различить. Но сутулость-то! Только Колебин так спину горбатил. Сразу видно – всю жизнь землю лопатой грыз. И там в лесу… похож ведь, зараза. Похож как две капли».

В груди засвербело от волнения. Захотелось курить.

Присев на крыльцо, я достал сигареты. «Кончаются» – задумчиво посмотрел на почти опустевшую пачку. А ведь ещё и трёх часов не было. Слишком много скурил за сегодня. Слишком много нервов выжег за одно паршивое утро.

С первой затяжкой по телу разлилась приятная слабость. На душе стало спокойнее. Мысли о мёртвом старике вдруг показались мне глупыми и неуместными.

«Не о том тебе нужно волноваться, Андрей. Совсем не о том».

А может, и вовсе волноваться не стоит? Может, права Лида, и нужно просто отпустить ситуацию и прожить три дня так, чтоб каждая минута осталась в памяти?

«Как давно ты, вообще, отдыхал? Когда в последний раз просто сидел на крыльце – курил и ни о чём не думал? Наверное, после смерти Алисы такого и не было вовсе. Вечно в тревогах. Вечно в делах. Суетился, как кролик в клетке, лишь бы себя не видеть да в прошлое не проваливаться. А ты попробуй, Андрей. Попробуй в это зеркало заглянуть. Может, рассмотришь чего интересного и даже снова музыку писать начнёшь?»

Я зажмурился от табачного дыма. Запрокинул голову к небу… Тихо. Так непривычно тихо после вечно гудящего Красноярска.

Над головой жужжала муха. В березняке щебетали птицы. Солнце припекало кожу, будто летом. Воздух был пропитан сыростью и сентябрём, но мне отчего-то казалось, что в Рощу снова пришла пора цветения. Пахло травами. Пахло лесом. Пахло светом, тишиной и жизнью.

Впервые за день я чувствовал себя спокойно.

«Всё будет хорошо, – решил я за весь мир. – Если смерть и вправду с человеческим лицом, значит, не всё потеряно. Можно и потанцевать ещё. Повоевать… Ведь тяжело что? Тяжело бороться с абстрактностью. С пустотой. С концом жизни. А если смерть реальна, если это сущность, божество или кто-то ещё, имеющий телесное воплощение, значит она, как и все, может проиграть. А я уж постараюсь, не схалтурю. Сыграю с тобой партийку, костлявая».