Порой он признавался, что верит в других людей больше, чем в себя. Зачастую неоправданно. Было время, он считал это проявлением доброты и милосердия. Но сейчас он понял: малодушие – его настоящая болезнь.
Спустя полчаса они неслись в тюрьму, где их уже ждала Ирен.
– Так кто сейчас придет? – спросила ее девушка на посту.
– Чего уж скрывать. Это принц Александр.
– Ага, а я королева Делинда.
Дверь раскрылась, запуская в душный коридор холодный воздух. Александр вытер ноги о ковер небрежно и быстро, после чего уставился на Ирен.
– Рада вас видеть в полном здравии.
– Где Каспар?
– Я вас проведу. Робин, вы с нами?
– Пожалуй, останусь и посторожу.
Ирен молча кивнула и направилась в конец коридора, к лифту. Принц следовал за ней.
– Надеюсь, условия у него хорошие.
Рука Ирен остановилась в сантиметре от кнопки.
– Вы сами все увидите.
Ответ заставил принца содрогнуться. Худшее, на что было способно его воображение, предстало перед его внутренним взором, и Александр сглотнул.
Они спустились вниз на два этажа. Дверцы кабины разошлись в стороны. Александр вдохнул затхлый сырой воздух. Тошнота вновь подступила к горлу, а вместе с ней в голову ударила ярость, направленная против сестры. Темный, обложенный рассыпающимися блоками коридор всего с парой потолочных ламп и бетонным полом не внушал доверия. Вздыбившиеся слои краски на покореженных дверях, держащихся на ржавых петлях, тоже. О дыхании прогресса свидетельствовали только встроенные в стены сенсорные панели у каждой двери.
– Он в дальней камере.
– Это ужасно.
– Согласна, но… таков был приказ.
– Какой еще, к черту, приказ? Что еще вам приказали?
Ирен вздрогнула.
– Подавать еду раз в день.
Каждое слово рядом с принцем рождалось с неимоверным трудом. Ирен не припоминала, когда в последний раз ощущала такую тяжесть. Осуждение, жалость и наивное непонимание в глазах принца припечатали ее к месту, вызывая к жизни позабытое чувство стыда.
Он подошел к камере и положил руку на шершавую дверь.
– Каспар? Это я, Александр.
Послышался приглушенный кашель, словно кашляли в кулак, а следом твердое, но нежное:
– Ваше Высочество? Вы очнулись!
– Говорят, во многом благодаря тебе. – Александр заставил себя произнести эти слова приподнятым тоном и радовался, что его измученный вид остался для Каспара невидим.
– Я просто попросил Теру приглядеть за вами.
– Оказалось, меня хотели убить минувшей ночью. Если бы ты не нанял Теру… меня бы здесь не было.
Он слышал учащенное тяжелое дыхание.
– Тогда это заслуга Теры.
– Твоя скромность достойна похвалы.
Александр оглянулся на Ирен. Та поспешила к нему и положила руку на панель двери.
– Каспар, я сейчас зайду. Можно?
– Я бы не хотел этого. Сейчас я выгляжу недостойным вашего внимания.
«Ты всегда будешь для меня достоен внимания», – чуть не сорвалось у принца с языка.
– Это не имеет значения. Помнишь, я говорил то же самое в кафе, а ты меня переубеждал? Так вот…
– Нет. Пожалуйста, Ваше Величество. Я не хочу, чтобы вы видели меня таким.
– Всего лишь в другой одежде. – Он усмехнулся, но по щеке скатилась слеза.
– И не только. Я выгляжу… Я уверен, что мой вид вызовет у вас отвращение. Я не хочу пасть в ваших глазах. Тюрьма все же не дворец.
Александр зажмурился и уткнулся лбом в дверь.
– Я знаю, ты не убийца. Произошло недоразумение. Ты обязательно выйдешь и вернешься к девочкам. С ними все хорошо, будь уверен. Слышишь? Ты выйдешь из этого… чертового места. Я тебе обещаю.
– Я не выйду. И дело не только в том, что королева не позволит.
– Тогда в чем еще? Она ненавидит тебя. Всегда ненавидела, в этом причина того, почему ты здесь.
– Я убил его, Ваше Высочество. Я действительно убил Адама Синглера. И я не жалею.
Руки Александра задрожали в такт неровному дыханию. Услышанное было мгновенно воспринято ошибкой, нелепостью, чем угодно, но не правдой.
– Что ты говоришь? Что?.. Она заставила тебя признать вину? Угрожала тебе?
– Адам Синглер заслужил именно такую смерть. И я бы убил его еще тысячу раз, если бы только мог.
– Что ты такое несешь?! Не бери на себя вину! Я вытащу тебя отсюда. Я не дам тебе сесть. Мы выиграем суд и…
– Одной пули хватило бы с лихвой, но это было слишком милосердно по отношению к нему, – заговорил Каспар размеренным тоном. – Он не заслуживал даже доброго взгляда. Люди, подобные ему, могут получить лишь одно достойное наказание – мучительную смерть. Я выстрелил сначала в руку, затем в ногу. Привязал его к креслу. Решил с ним покончить и дал ему напоследок сказать хоть что-то, о чем он жалеет. И он сказал: что не успел навредить человеку, который мне ужасно дорог. Я был зол на себя, дико зол. Ярость и страх ослепили меня. Я задыхался от них. Я выстрелил ему в пах и только после – в голову. И я ни о чем не жалею. Он заслужил смерть, все это знают, но отрицают. Их лицемерие можно понять, но я так не могу. Не могу, потому что из-за него едва не пострадал дорогой мне человек. Если бы с ним что-то случилось, я бы никогда себе этого не простил.