Зазеркалье войны (СИ)

Идущая толпа была огромна, но, несмотря на это, не возникало никаких проблем, традиционно сопровождающих людское скопление. Ни толкотни, ни ругани, ни драк. Даже двигаться в этом море разумных существ можно было в любом направлении - неплотно движущаяся толпа безропотно пропускала сквозь себя одиночек, будто единый разумный организм. Костас даже невольно задумался, ограничивались ли телепатические возможности зелтронцев только эмпатией. Слишком уж понятливо и слаженно они действовали большими группами малознакомых и не подготовленных существ.

- Простите Илайри за эту сцену, сэр, - со вздохом попросила мандалорца Зара. - Она ещё очень юна и склонна к необдуманным и резким суждениям.

Костас, не поворачивая головы, бросил:

- Вы ненамного её старше, миссис Зара. Но этого хватает, чтобы Вы, как минимум, держали язык за зубами и не пускали его впереди мыслей.

- Я живу на этом свете на четырнадцать лет больше, чем вэй-ти, - услышал он как всегда спокойный голос собеседницы, - и научилась не спешить с выводами. Это не значит что я, как вы выразились, держу язык за зубами. Я просто вижу мир немного иначе. Не разделённым только на чёрное и белое.

Ответ вызвал у мандалорца лёгкую растерянность. Он не привык, чтобы женщины старше двадцати пяти так спокойно говорили о своём возрасте, а простая калькуляция подсказывала, что леди-мэр если и не его ровесница, то лишь ненамного моложе самого Костаса. Но если по его лицу и телу возраст читался довольно легко, то Зару выдавал только взгляд. Странная планета, населённая странными существами.

- Уже хорошо, - Костас наконец соизволил посмотреть на собеседницу.

Странно, но почему-то присутствие Зары действовало на мандалорца успокаивающе: злость и раздражение потихоньку уходили прочь, словно утренний туман перед лучами солнца, оставляя после себя лишь блеклую тень, готовую исчезнуть в любой момент.

- И всё же, какого рода проблемы вы ждёте от церемонии прощания? Это же не весенний фестиваль, полный хулиганистой молодёжи, способной перевернуть город кверху фундаментом просто ради забавы.

- Ну, например, толпы, жаждущей мести, - ровно ответил Рам. - Это как минимум. Ну а так... республиканские диверсанты, повторный авианалёт или удар с орбиты... Хватит для начала?

Ответом ему был непонимающий взгляд карих глаз.

- Месть? Авианалёт? Удар с орбиты? Для чего?

Если бы не этот взгляд, Костас подумал бы, что над ним издеваются. Но Зара выглядела по-настоящему растерянной.

- Эм... - какой красноречивый ответ, правда? Но Костасу ничего не могло прийти в голову лучшего - так его удивили растерянность и искреннее недоумение зелтронки, и теперь мандалорец пытался подыскать наиболее краткое и в то же время понятное описание прописных - для любого военного - истин.

- Потому что это война, - наконец выдал он и замолчал, злясь на самого себя за то, что так и не смог разродиться на что-то более внятное.

- Похоже, что война - это самое бессмысленное занятие во вселенной, - сделала вывод Арора и на этом странный разговор завершился сам собой.

Неспешная процессия горожан, бдительно и бессмысленно охраняемая войсками КНС, достигла огромного парка, центром которого являлось искусственное озеро, поверхность которого пестрела крупными, мягко фосфоресцирующими цветами золотистого цвета. Они сияли, как младшие братья привычного Костасу светила, дарившего тепло родному Мандалору.

Украшенные разноцветными гирляндами цветов гравиносилки с телами покойных выстроили в ряд у воды. Даже в смерти зелтроны оставались верными культу красоты. Обезображенные взрывом тела были, когда это возможно, тщательно восстановлены, а в иных случаях заключены в своеобразные пластиковые саркофаги, повторявшие облик погибшего при жизни. Взгляд Костаса остановился на маленьком детском тельце, лежавшем рядом с телом похожего на него мужчины, и мандалорец вновь испытал жгучую смесь стыда и горечи от свершившегося. Память - подлая девка: то она упорно отказывает в сущей мелочи - например, в простом знании о том, что было по окончании пьянки, - а вот сейчас услужливо подсунула воспоминание, где этот малыш судорожно хватал липкими от крови пальчиками отлетающую жизнь, накрытый рукой отца, до последнего пытавшегося спасти своё чадо.

Чувства Рама гармонично вплелись в общий эмпатический фон, добавив в него новые оттенки, невольно объединяя с этой толпой чужаков. Мандалорец мог поклясться, что чувствует всех и каждого в этом людском море, растворяясь в нём, одновременно теряя себя и становясь несоизмеримо больше, чем был до этого.