Зазеркалье. Записки психиатра

– Что значит о Египте? – глухим голосом устало отреагировал лектор. – Египет – Вселенная. Это все равно что готовить материал о Вселенной, – снисходительно добавил он, рассматривая Александру поверх очков.

– Меня интересуют мистерии Древнего Египта, – поспешно уточнила она.

Лектор снял очки и, достав из кармана бумажную салфетку, стал протирать стекла.

– Не совсем понятно, но допустим. А вы сами-то в Египте были?

– Один раз. В Шарме. На море, – сказала Александра.

– Надеюсь, не в кампании с одной из особ, осчастлививших нас своими… непосредственными выступлениями?

– Бог миловал! – широко улыбнулась Александра.

Лектор поднялся со стула.

– Ну, Шарм – это не Египет! А Египет, знаете ли, у каждого свой. Чтобы писать о Египте, его надо попробовать на вкус. Его надо потрогать. Им надо подышать. Услышать. Но чтобы услышать, надо иметь особый слух.

– Я туда вскоре собираюсь, – будто оправдываясь, сказала она.

– Съездите туда, вернетесь, вот тогда и поговорим, – он щелкнул застежками портфеля, – о мистериях Древнего Египта.

– Как мне вас потом найти?

– Найти? Проблем не будет. Мир тесен, – многозначительно добавил он, пристально глядя на Александру. – Вы даже представить себе не можете, как он тесен…

* * *

…С каждым днем Соловьев чувствовал, что все более превращается в натянутую струну, готовую к прикосновению. Почти ничего не ел и стал острее воспринимать запахи и звуки. Подходя к зеркалу, отмечал, что черты лица заострились и под глазами легли темные тени, отчего отражение выглядело почти иконописным. Ему было знакомо это состояние. Состояние ожидания. Ожидания нового видения, которое может прийти когда угодно – и ночью и днем. Главное – в этот момент быть одному, чтобы никто не помешал, бесцеремонно ворвавшись в его тайный внутренний мир…

Вытянув ноги к огню, он сидел в кресле у камина, завороженно наблюдая за мерцанием догорающих углей. Тени, совсем недавно плясавшие по стенам в отсветах пламени, наконец угомонились, устроившись на ночь. Громкое и противное жужжание невесть откуда залетевшей в комнату мухи, которая начала выписывать беспорядочные пируэты, приземляясь то на штору, то на картину, то на каминную полку, то на спинку кресла, видно, подбирая теплое местечко для ночлега, а может, радуясь тому, что наконец нашла хоть одну живую душу, которую можно принудить к общению, вывело его из задумчивости. Он несколько раз махнул рукой и даже поднялся с кресла, отгоняя назойливую собеседницу, но, когда та угомонилась, от предощущений не осталось и следа.

«Что ж, таково устройство мироздания, которое позволяет даже крошечному насекомому влиять на цепочку событий и приводить к непредвиденным последствиям, – с грустной улыбкой подумал он. – И человек, будь он совершенным, как Христос, или ничтожнейшим, недостойным, обремененным всеми смертными грехами существом, – всего лишь составная и неотъемлемая часть мироздания».

Он зажег масляную лампу, опустился на старенький стул с облезлыми ножками и углубился в чтение записей в тетради.

…Утром в привычно пустом в столь ранний час читальном зале его встретила мисс Литтл. На ней была белая блузка с черным узким атласным бантиком, темно-серая юбка, из-под которой выглядывали новые туфли на небольшом каблучке.

– Сегодня неплохая погода, не так ли, мистер Владимир? – с полуулыбкой кивнула она в сторону окон, за которыми серое небо по-прежнему моросило нудным дождем.

– Мисс Литтл! Вы сегодня необыкновенно хороши! – решился он нарушить традиционный ход разговора.

– О, благодарю вас, мистер Соловьев, это очень любезно с вашей стороны! – Ее щеки покрылись легким румянцем. – Ваши книги уже на столе. Будете заказывать что-то еще? Может быть, чаю? – совершенно неожиданно спросила она. – У меня здесь есть чайник, и я могла бы… – Она вдруг смутилась, видимо, придя в ужас от собственного предложения.

«Бог мой, да не влюбилась ли в меня эта почтенная… перечница? – весело подумал он. – Иначе с чего бы это она так вырядилась? Да и чаю в читальном зале предлагает».

– Нет-нет, благодарю вас, – начал было он, но, заметив, как скорбно опустились уголки ее рта, поспешно добавил, что с удовольствием выпьет чаю с любезной мисс Литтл немного позже.

Он расположился за столом. Открыл книгу и попытался читать. Не смог. Мысли разбегались и прятались. Открыл другую и, полистав страницы, тоже отложил в сторону. Предощущение встречи, так и не состоявшейся сегодня ночью, не проходило. Краем глаза заметил, что за соседний стол сел француз, от которого раздражающе пахнуло сладким одеколоном… Глянул на мисс Литтл, которая почему-то слишком громко перекладывала книги… И дождь слишком сильно барабанил по стеклам купола…

«Сегодня все „слишком“», – подумал он, откинулся на спинку стула, прикрыл глаза и вдруг ощутил жар на лице, точнее – жжение между бровями.