Зазеркальные близнецы

После обеда два монарха прошли в относительно скромно обставленный Новый кабинет, украшенный репродукциями ватиканских росписей, где Александру были предложены отличные коллекционные сигары из табака, выращенного на личных его императорского величества плантациях в Калифорнии, и широкий выбор изысканнейших вин из виноградников Абрау-Дюрсо и Ливадии. Дегустируя и то и другое, император и великий князь немного пообщались на отвлеченные темы, поговорили о том о сем, коснулись внешней и внутренней политики, некоторых личностей, ее создающих… В конце концов Государь со вздохом сообщил Александру, что, к глубочайшему своему сожалению, вынужден принять отставку бывшего графа Бежецкого с поста руководителя одного из подразделений дворцовой охраны и, вообще, ротмистр не может более служить в Корпусе, так как подданные иностранных государств, а правитель государства есть первый из подданных… Чин полковника гвардейских улан, только что высочайше пожалованный, и есть завуалированная отставка, согласно принятым в Империи законам. Александр всеми силами дал понять императору, что он ничуть не огорчен, хотя внутри его точил червячок.

А потом была экскурсия по дворцу, причем гидами выступала монаршья чета (кому, как не хозяевам, досконально знать все достоинства сего великолепного жилища?), прогулка по обширному парку, дружеская игра на бильярде, причем Александр, подкованный на базе, смог показать себя с лучшей стороны, хотя так и не сумел одолеть хозяина, игравшего поистине виртуозно, и, наконец, семейный ужин на троих, при свечах… Николай, словно желая загладить невольную вину перед гостем, был приветлив, весел, рассказывал массу удивительно тонких, хотя и не без налета гусарщины, анекдотов, которым Александр и Елизавета Федоровна оживленно смеялись. Бежецкий, в ответ, смешил августейшую чету никогда не слышанными ими побасенками о Штирлице, наспех заменяя имена героев понятными здешнему уху. Детишки до девяти вечера играли и баловались на ковре подле монархов, а Сонечка вообще не желала слезать с колен полюбившегося ей Бежецкого, закатив рев, когда няни стали разводить сиятельных отпрысков по их спальням…

Александру для ночлега тоже была отведена одна из спален на втором этаже в “императорском” крыле дворца, куда он, в конце концов откланявшись, по-сестрински расцелованный на ночь императрицей, отправился в сопровождении целого отряда слуг и дворецкого.

После того как провожатые споро подготовили все ко сну и оставили князя, кавалера и лейб-гвардии полковника Бежецкого одного, пожелав ему спокойной ночи, он еще долго ворочался без сна в огромной кровати под шелковым балдахином, подобные которой видел до того только в кино, и размышлял над свалившимися на него из ниоткуда подарками судьбы, В мозгу непрошеными гостями опять всплывали наговоры на императорскую фамилию, сальные анекдоты, слышанные им мимоходом, карикатура в одной из бульварных газетенок… Неужели это счастливое семейство прогнило насквозь, а все виденное сегодня — ложь, фальшь, видимость, игра на публику в его лице?… Неужели девочки, уединившись в своих спальнях, уже достают из-под подушек конфеты со “снежком”, цесаревич — коробку с ампулами и шприцами, императрица тайком пробирается к своему рыжему любовнику, которого будет извращенно ублажать до рассвета, а сам Николай, нанюхавшись кокаина… Александра передернуло. Нет, этого не может быть. Это неправда! Этого не должно быть!

Впервые за много лет Александр горячо обратился к Господу, моля его о том, чтобы ничего из так красочно представленного им только что не существовало в действительности. При подготовке ему вбили в голову множество никогда не слышанных молитв — прототип, как и большинство здешних обитателей, был глубоко верующим человеком, — но теперь он разом позабыл их все и молился по-детски, как, бывало, молился в самом раннем детстве, чтобы папа и мама помирились, чтобы не умирала тяжело больная бабушка, чтобы не было войны… Видимо, Господь принимает только ту молитву, которая идет из самого сердца, из души, а зазубренная малопонятная формула, сухая оболочка для него особенно не важна… Молился Александр и за здравие ротмистра Бежецкого, судьба которого тяжелым камнем лежала на совести.

Выплеснув наконец свою душу, очистившись духовно, насколько это было возможно, Александр счастливо, по-детски заснул далеко за полночь…

* * *

Если визит в Гатчину оказался не столь уж неприятным, то от другой неотвратимой встречи Александр рад бы был уклониться любым способом: его давно и упорно всеми доступными способами вызывал на разговор батюшка Бежецкого, Павел Георгиевич, просто сраженный наповал столь резким карьерным взлетом сына, посчитав это недостойным честного дворянина вообще и потомка графов Бежецких в частности.