Зазеркальные близнецы

Почему-то стараясь не звякнуть, Бежецкий осторожно опустил высокую регалию на полированную поверхность стола и аккуратно, как парашют, сложил приятно скользящую в пальцах шелковую ленту. Да, таких наград ротмистр, не говоря уже о майоре Бежецком, никогда в жизни не получил бы. Александр вспомнил награды своего близнеца, аккуратно уложенные в полированную коробку, кажется из красного дерева, с золотым гербом графов Бежецких на крышке: золотой всадник в окружении разной геральдической мишуры. Красный вычурный, с орлами, крест Святого Станислава с мечами, крест Святой Анны с мечами и бантом, бело-золотой Георгиевский крестик, какой-то иностранный, замысловатой формы, несколько знаков, медалей… Положить, что ли, и эту тарелку туда же? Нет, наверняка не влезет.

Александр прошелся по комнате не зажигая света, оторвал длиннющий факсовский свиток, бездумно его просмотрел, не читая — только спотыкаясь взглядом о гербы, титулы и витиеватые подписи…

Вдруг в дверь суетливо постучали, и дрожащий голос дворецкого зачастил:

— Ваше превосходительство… Ваше сияте… ваше высочество!… К вашему великокняжескому высочеству дворцовый фельдъегерь! Прикажете принять?

— Проси!

Двери тут же распахнулись, и, оттерев слугу в сторону, в покои венценосной особы строевым шагом, держа сверкающую каску с высоким плюмажем на сгибе локтя, стремительно вошел молодцеватый офицер. Впечатав подбородок в шитый золотом воротник с двумя гвардейскими “шпалами”, поручик протянул Бежецкому плотный пакет с алыми сургучными печатями.

— Личная его императорского величества депеша для его высочества великого князя Саксен-Хильдбургхаузенского! — Фельдъегерь лихо справился с труднопроизносимым по-русски (да, думается, и по-немецки) новым титулом Бежецкого, что говорило о его великолепной выучке.

Александр подрагивающими от волнения руками сломал печати, и из белого конверта выпал плотный, производящий впечатление даже на беглый взгляд лист бумаги, увенчанный грозным императорским орлом.

“…сим приглашаем Брата Нашего Александра Первого, великого князя Саксен-Хильдбургхаузенского, герцога Альбертонского, графа Девэрского и Айзенштадтского, барона Балленбергского, владетеля Левенберга, Урса, Сен-Герлена и прочая, и прочая, и прочая отужинать в Нашем Гатчинском дворце сего года июня двадцать седьмого дня…”

Внизу стояла четкая размашистая собственноручная подпись (об этом говорили мелкие брызги чернил): “Николай”.

17

Слава Всевышнему, документы, бумажник с небольшой суммой наличными и кредитными карточками, а также напоминальник оказались в карманах брюк. Видимо, переложил автоматически, когда потрошил пиджак на предмет “жучков”. Оказавшиеся весьма славными парнями, “дорожники”, воспылавшие огромным уважением к Александру сразу же после придирчивого изучения его “корочек”, не только охотно согласились прервать заслуженный отдых у реки и подбросить его на своем авто до ближайшего солидного населенного пункта, которым оказался уездный Златоуст, но и щедро поделились одеждой, выделив из своих запасов форменную куртку дорожной полиции, видимо, запасную. Обуви, к сожалению, запасной не нашлось, а разувать гостеприимных хозяев было как-то неблагородно.

Уже когда он сидел в автомобиле, на мягкой коже заднего сиденья, его пронзила мысль, что, останься случайно документы в кармане пиджака, и трястись бы ему сейчас не в удобном, хотя и отдававшем казенщиной салоне, а в тесной клетушке позади, отделенной от мест для “чистых” пассажиров частой металлической сеткой.