Зажечь звезду

– Думаю, такой вариант расселения оптимальный, – попыталась исправить ситуацию я, осторожно копируя спокойные интонации Дэриэлла. Целитель и не с такими агрессорами умел справляться одним голосом… – Посудите сами. В большой комнате даже двери нет, а маленькая на ключ закрывается. А ещё, если мы ночью телевизор включим или на балкон пойдём, то не будем вам мешать. К тому же в маленькой комнате стоит отдельный кондиционер, а здесь он общий для всего номера, значит, работает менее эффективно. Так какую комнату выбираете?

– Ну, уболтала, – неохотно согласилась Ксения, с опаской косясь на расколотый стакан. – Но чтоб без всяких выкрутасов, все тип-топ. Тишина, покой и… – Ксения сделала значительную паузу, – …и чтоб мужиков не водили!

– Мы и не собирались…

Я перепугалась, будто на самом деле планировала каждодневно устраивать развратные вечеринки в нашем номере. Сианна, такая же красная и смущённая, в упор посмотрела на сестричек Блиц:

– За кого вы нас принимаете! Мы бы никогда…

От этого объединяющего «мы» мне стало почему-то спокойнее, хотя о Сианне я ещё ничего толком не знала.

Ну, кроме того, что она красит волосы в розовый цвет и тягает чемоданы одной левой.

А Ксения встретилась взглядом с ней – и вдруг нервно сглотнула, словно почувствовав себя неуютно.

– Да все вы гулёны, – пробормотала она. – Ни стыда ни совести, и куда родители смотрят…

Вместе с сестрой они быстро ретировались в свободную комнату. Оба чемодана, что характерно, катила старшая. Я внимательно изучила закрытую дверь, жалея, что с нашей стороны задвижки не было.

«Посадить бы под замок этих дамочек…»

– Вот точно, – растерянно пробормотала Сианна. Я удивленно посмотрела на нее, но в ответ получила только солнечную улыбку. Показалось?

Окна выходили во внутренний дворик, но солнечные лучи всё равно каким-то образом умудрялись просачиваться внутрь. Со стороны казалось, что золотистая органза излучает свой собственный жаркий свет. Находиться в помещении, даже с двумя кондиционерами, было невыносимо – больше психологически, чем физически, особенно после ссоры.

Пришлось расчехлять чемодан и доставать полотенце и купальник.

– Этна, я пойду на пляж, разведаю, – крикнула я.

Душ мгновенно отключился.

– Куда ты там пойдешь? И почему без меня?

– На пляж.

За дверью послышался громкий всплеск, ругань и шлепанье босых пяток по мокрому полу. Я попятилась к выходу.

– С ума сошла? – Этна выскочила на порог и цапнула меня за локоть – умеренно сердитая, но в неприятном модусе гиперзаботливой мамочки. – Там сейчас пекло натуральное, угореть хочешь? Поспи лучше и не выдумывай.

– Этна, я не могу спать днём, тем более в такой духо…

– Не можешь – научим, – театрально протянула подруга и зловеще ухмыльнулась. – Никаких проблем.

– Этна, я…

Тонкое, почти невесомое плетение, характерное, скорее, для магии воды, окутало меня невидимой сетью. Я вдруг потеряла всякое представление о том, где верх, где низ, и нелепо взмахнула руками; кажется, смахнула с тумбочки второй стакан, но вроде бы не разбила; не чувствуя собственных ног, опустилась на кровать – точнее, упала, и в ушах тут же зашумело, словно глубоко под водой.

Глаза слипались.

Этна сочувственно похлопала меня по плечу и приняла нарочито обеспокоенный вид, подзывая Сианну:

– Послушай, Найте тут от духоты плохо стало… Надо на кровать положить. Вот так, ага…

Комната то ли медленно уплывала куда-то, то ли закручивалась в спираль. Я уже с трудом отличала явь от сна.

– Может, врача вызвать?

– Нет, ничего, отлежится и…

Здесь бывает тепло, но только днём. Но сейчас ночь. Выстывший воздух стекает с ледяных пиков в потаённую долину, и лепестки маков слипаются от росы, и белые эдельвейсы точно в дрожащих шариках ртути, и лиловая горечавка обессиленно льнёт к шиповнику, медово-жёлтому, медово-сладкому.

Только от земли всё так же тянет раскаленным жаром.

«…Оказывается, я по тебе скучал, мелкая. Как ты?..»

Мне хочется улыбаться, но губы онемели.

«Хорошо, наверное. Не помню. Всё так странно, как во сне».

Он хохочет и перекатывается по мокрой траве – совсем близко ко мне. Терпкость травяного сока остаётся призрачным вкусом на языке.

Я осторожно касаюсь маковых лепестков в чужих волосах.

Ночью всё должно быть серым, но они такие алые, что обжигают глаза.