Зажги меня

Это слово срывается у меня с уст прежде, чем я успеваю осознать его смысл. Теперь я даже не уверена, стоило мне его вообще произносить или нет, и вообще как это все получилось. Может быть, все дело в том, что я все же еще продолжаю дрожать, а может, мне кажется, что, если он останется здесь, рядом со мной, кошмар больше никогда не вернется. А может, это произошло потому, что я на самом деле еще очень слаба, мне так плохо, и мне очень нужен сильный друг. Именно сейчас и именно здесь. Точно я не уверена. Но есть что-то непостижимое в этой темноте и в удивительном спокойствии предутреннего часа, и все это вместе создает вот такую странную атмосферу. Темнота развивает чувство некой свободы, соединенной с удивительной уязвимостью и ранимостью. И мы позволяем все это себе в такое неурочное время. Обманчивая темнота уводит нас за собой, коварно заверяя в том, что непременно сохранит все наши тайны. Мы забываем и о том, что окутывающая нас со всех сторон темнота – это вовсе не теплое домашнее одеяло, обещающее тепло и защиту. И мы, конечно, уже не помним в такие минуты о том, что очень скоро все пройдет и снова будет светло, а темноте наступит конец. Итак, в это темное время суток мы почему-то становимся особенно храбрыми и готовы говорить такие слова, которые никогда бы не позволили себе высказать в светлое время суток.

Правда, на Уорнера это правило не распространяется. Он стоит молча и не произносит ни слова.

На какую-то долю секунды он даже кажется мне чем-то встревоженным. Он смотрит на меня с каким-то немым страхом, как будто что-то сильно потрясло его, заставило на время утратить способность говорить. Я готова позабыть обо всем и снова нырнуть под одеяло, как вдруг он неожиданно хватает меня за руку.

Я замираю и уже больше не шевелюсь.

Он осторожно привлекает меня к себе, притягивает до тех пор, пока я не оказываюсь прижатой к его груди. При этом он с такой нежностью касается меня, будто хочет сказать этим, что будет не против, если я отстранюсь, и он все поймет – ведь это должен быть и мой выбор тоже. А я при этом испытываю такое спокойствие, тепло, такое чувство безопасности и такое невероятное удовольствие, что я даже не пытаюсь искать причину, почему я не должна пользоваться таким чудесным моментом. Я прижимаюсь к нему плотнее, пряча лицо в складках его рубашки, а его руки еще крепче сжимают меня, его грудь вздымается и опадает… Я прикасаюсь к его животу, и его тугие мышцы напрягаются под моим прикосновением. Левая рука скользит по его ребрам, потом по спине вверх, и Уорнер сам замирает. Его сердце колотится у моего уха. Я закрываю глаза и ощущаю, как он пытается вдохнуть.

– О боже! – еле слышно произносит он одним коротким выдохом. Потом отдергивает мою руку и отскакивает прочь. – Я не могу. Я не выдержу.

– Что такое?

Он стоит неподалеку от кровати, и в полумраке я замечаю, что он весь дрожит.

– Я не могу так продолжать.

– Уорнер…

– В тот прошлый раз мне показалось, что я смогу спокойно уйти и позабыть обо всем, – признается он. – Я самонадеянно посчитал, что способен отпустить тебя, при этом, конечно, возненавидев, но и этого у меня не получилось. Потому что ты умеешь все усложнять, черт побери. – Голос его начинает дрожать. – Потому что ты сама ведешь нечестную игру. Ты являешься передо мной, и в тебя стреляют. А в промежутке ты полностью умудряешься каким-то образом разрушить меня окончательно.

Я стараюсь оставаться неподвижной.

Я стараюсь не издавать при этом ни единого звука.

Но мои мысли начинают бешено скакать, а сердце – отчаянно колотиться во всю мощь, потому что он сам умудряется всего несколькими словами уничтожить все мои старания забыть обо всем том, что я сумела сотворить с ним.

И теперь я не знаю, как себя вести с ним.

Но вот мои глаза постепенно привыкают к темноте, я еще несколько раз моргаю и теперь вижу, что он смотрит мне в глаза так, словно пытается заглянуть в глубину души.

К этому я совсем не готова. Еще нет. Все должно быть не так. Но чувства и образы его пальцев, его рук и губ проникают мне в голову, и я-как-ни-пытаюсь-все-равно-не-могу-отбросить-свои-мысли-прочь. Я не в состоянии проигнорировать аромат его кожи и этот незабываемый силуэт его тела. Я слышу, как тревожно и громко бьется его сердце в груди, как напряжены мышцы его лица, что даже способна прочувствовать спокойную мощь и силу, содержащуюся в его теле.

Неожиданно выражение его лица меняется. На нем отражено волнение.

– Тебе страшно? – обеспокоенно интересуется он.

Я вздрагиваю, дыхание у меня учащается. Я благодарна ему за то, что он видит всего лишь одно, общее направление моих чувств, и не более того. В какой-то момент мне даже хочется ответить ему: «Нет, мне совсем не страшно».

Потому что я буквально окаменела от ужаса.