Зажги свечу

Мистер Мид наблюдал, как Эшлинг вышла на улицу. Он понятия не имел, почему мистер Тони так чудно́ себя повел, но в глубине души чувствовал огромное облегчение. Эта девчонка О’Конноров с гривой рыжих волос могла бы тут все взбаламутить. Перевернула бы всю компанию Мюрреев вверх дном, а нам такого точно не надо.

* * *

Мистер Ворски был без ума от Элизабет Уайт. Именно такую дочку он хотел бы иметь, серьезную и схватывающую все на лету. В Польше двое его сыновей думали только о том, чтобы попинать мяч во дворе, и, где бы они ни были сейчас, вдумчивыми ценителями прекрасных вещей они точно не стали. Элизабет всегда вежливая и внимательная, записывает в блокнотик все, что он рассказывал ей про мебель. Однажды она сказала, что это ей следует платить ему за обучение, вместо того чтобы получать от него деньги за помощь по субботам. Она подумывала стать реставратором картин или экспертом по мебели после окончания колледжа. По субботам они очень мило проводили время, и иногда оба вздыхали с нетерпением при появлении покупателя.

Мистер Ворски видел, что и Джонни Стоун неравнодушен к девушке. Когда они осматривали фарфор или инкрустацию на каком-нибудь столике, он явно заигрывал с ней, но Элизабет никогда не отвечала кокетливо, поскольку не воспринимала его слова как ухаживание. Движимый чем-то вроде отцовского чувства, мистер Ворски несколько раз нерешительно попробовал предупредить Элизабет об опасности чар Джонни Стоуна, частенько достигавших цели.

– Для парня, которому едва исполнился двадцать один год, он пользуется невероятным успехом у дам.

– В самом деле? – В голосе Элизабет звучало скорее любопытство, чем обида.

Убедившись, что девичье сердце еще не успело разбиться, мистер Ворски продолжил:

– Ох уж этот прекрасный принц… Именно поэтому он находит такие чудесные вещицы, когда ездит по домам. Его впускают, разрешают копаться в чуланах и на чердаках. Джонни Стоуну позволяют делать все, что ему вздумается.

– Так ведь для нас здорово, что ему все позволяют, разве нет? – с жаром откликнулась Элизабет, и мистер Ворски, тронутый тем, что она считает себя частью его магазинчика, с облегчением подумал: похоже, она не попалась на болтовню мастера обольщения Джонни.

Элизабет было просто некогда думать о романах. Она завидовала другим студентам в колледже, которые жили куда более беззаботной жизнью. Она же отвечала за закупки продуктов на неделю и, словно Дора в «Дэвиде Копперфильде», занималась сведением дебета с кредитом – только гораздо быстрее. Папе казалось, что деньги вылетают в трубу, если он не видел аккуратные столбики цифр. Домработница не всегда убирала достаточно тщательно, поскольку работать на какую-то девчонку в семье, откуда женушка сбежала с мужиком, считала ниже своего достоинства. Эта барышня могла бы сама полы помыть! Элизабет приходилось всячески изощряться, чтобы, с одной стороны, заставить домработницу не слишком пренебрегать своими обязанностями, а с другой – не обидеть настолько, чтобы она совсем ушла.

С отцом тоже приходилось непросто. Как успешный игрок в бридж, он обязан был приглашать игроков своей группы к себе раз в пару недель. Тогда Элизабет делала сэндвичи, подавала чай и вытряхивала пепельницы. Она считала, что ее усилия окупаются, поскольку примерно через день отец проводил вечер где-то в другом месте, и она не чувствовала себя виноватой перед ним, не должна была развлекать его разговорами, достаточно было спросить, как прошла игра, когда он возвращался домой. Потягивая имбирное вино, он оживлялся и почти с азартом рассказывал, как сбросил даму или как его партнер пошел на большой шлем без всяких на то оснований.

Против суббот в антикварном магазине отец не возражал, только предупредил, чтобы Элизабет не позволяла мистеру Ворски задерживать выплату жалованья: иностранцы бывают вполне добропорядочные, но на многих из них нельзя положиться. Однако он никогда не спрашивал, сколько дочь получает, и не урезал ей карманные расходы. Девушкам нужны деньги на булавки, повторял он время от времени.

Отец не понимал, насколько успешно Элизабет ведет хозяйство. Она поощряла его вкладываться в выращивание собственных овощей, чем экономила немало денег, а заодно не позволяла маяться бездельем по выходным. Элизабет также давала уроки рисования двум девчушкам, которые приходили к ней и рисовали за кухонным столом, пока она занималась выпечкой на неделю. Она пекла хлеб, печенье, пирог и запеканку, а также чистила картошку на всю неделю вперед, оставляя ее в воде, которую меняла каждый день. Она чистила фрукты и находила способ использовать любые остатки. В течение трех часов, пока длился урок, она следила за процессом рисования, поправляла перспективу, штриховку и каллиграфию. Мать девочек, полная надежд на их художественные таланты, не имела средств платить за уроки, поэтому приносила Элизабет варенье, консервированные сливы, чатни и даже цукаты.