Зажги свечу

Мысли Шона все крутились вокруг парня, с которым он познакомился вчера вечером в пансионе. Терри было семнадцать, слишком мало для призыва, но он сказал, что всегда можно соврать, будто свидетельство о рождении сгорело во время пожара на таможне[3]. Все равно Терри уплыл обратным рейсом на том же пароме, на котором приехала Элизабет. Он доберется до ближайшего призывного пункта и через пару недель уже наденет форму. Шон так ему завидовал, что всю ночь не мог глаз сомкнуть. Терри рассказывал про своих друзей, которые уехали месяц назад: им хорошо платят, тренируют, обучают владению оружием и всему остальному, а скоро их отправят на материк, но только не вздумай никому проболтаться! Терри тоже работал на своего отца на маленькой ферме и знал, каково это, когда тебе не дают повзрослеть, когда маманя спрашивает, ходил ли ты на исповедь, а папаня говорит, что ты должен помогать матери по хозяйству. Ну что за жизнь! И никакого шанса надеть военную форму…

– А какую форму носит твой папаня? – внезапно спросил Шон.

Бледное личико Элизабет залилось краской, словно ей дали пощечину и на щеках остались следы.

– Он… ну… он… понимаешь, его не взяли на войну, он остался дома.

– Как не взяли?

Шон, которому и так не было дела до свалившейся на них девчонки, и вовсе потерял к ней интерес, ведь она даже про войну ничего рассказать не может.

– Кажется, ему пришлось остаться в банке… потому что… – На лице Элизабет отражалась напряженная работа мысли в попытках честно объяснить то, чего она и сама не понимала, но знала, что именно поэтому мама и папа недовольны друг другом. – Потому что они не берут пожилых мужчин с больными легкими, – наконец выдала она.

Шон безучастно посмотрел на нее, снова занятый мыслями о Терри и возможности попасть в армию.

– Тебе не надо в уборную, пока автобус не пришел? – вдруг спросил он.

За все десять лет жизни Элизабет впервые слышала столь прямой вопрос на такую деликатную тему.

– Э-э-э… да, – ответила она.

Шон кивнул в сторону общественных туалетов:

– Вон туда, только побыстрее, автобус придет через пять минут.

Элизабет засеменила к двум низеньким постройкам. Однако на них не оказалось знакомых указателей «Дамы» и «Джентльмены». Было весьма непросто воспользоваться общественными удобствами в Лондоне под руководством мамы, настаивавшей на использовании кучи туалетной бумаги на сиденье, чтобы не подхватить с него какую-нибудь инфекцию, а здесь проблема и вовсе выглядела неразрешимой. На дверях вместо внятных надписей красовались только какие-то буквы: на одной – MNA, на другой – FIR[4].

Элизабет задумалась. Потом посмотрела на Шона. Он и так считал ее глупой, а что будет, если она побежит обратно спрашивать, какой туалет ей выбрать? Надо подумать как следует. «Мужчина» начинается с «М», так что «MNA», должно быть, мужской, тогда «FIR» – женский.

Она храбро вошла в дверь с табличкой «FIR». Спиной к ней стояли четверо мужчин. Стенку они, что ли, красят? Или ремонтируют что-то? Элизабет застыла, не решаясь пройти мимо них к женской уборной.

Один из мужчин – старик, почти без зубов, в кепке, надетой задом наперед, – повернулся, и, к ужасу Элизабет, его брюки оказались расстегнуты.

– А ну, девчушка, беги домой и не будь такой смелой! – закричал он.

Остальные мужчины обернулись.

– Давай-давай, иди отсюда! Еще насмотришься, когда подрастешь! – крикнул молодой человек, и все засмеялись.

Красная как рак, с выскакивающим из груди сердцем, Элизабет примчалась к Шону, который вопил, чтобы она поторопилась, автобус уже подъезжает.

– Боже правый, ты что, в мужской туалет попала? – спросил он еще до того, как она успела хотя бы слово вымолвить, и тут же предупредил: – Мамане говорить не вздумай, а то она с тебя шкуру спустит.

И тут же закинул коричневый чемодан Элизабет на крышу автобуса.

– На нем же написано «Килмейнем» вместо «Уиклоу», это не тот автобус!

– Господь мой и Пресвятая Дева! Да залезай ты уже! – не выдержал Шон.

Тут и с обычной-то десятилеткой ездить намучаешься, а у этой еще и с головой не в порядке.

Как только автобус тронулся, полил дождь. Дорога шла мимо зеленых полей, и каждое окружала темно-зеленая изгородь. Элизабет пялилась в окно, сдерживая слезы. А также изо всех сил старалась дотерпеть до остановки, где будет уборная и кто-нибудь объяснит ей, что означают те буквы. Казалось, что со времени отъезда из Лондона прошли недели, но она с изумлением осознала, что на самом деле путешествие заняло меньше суток.

* * *

Эйлин ушла из лавки заранее, на случай если автобус прибудет раньше обычного. Она хотела убедиться, что наверняка будет дома, чтобы встретить девочку, а то Пегги будет визжать, Эшлинг рта не раскроет, Имон будет задираться, Донал нести что-то невразумительное… Ничего себе начало новой жизни в другой стране!

Эйлин пригладила юбку и заправила выбившиеся прядки. Интересно, как Вайолет выглядит теперь? У нее всегда были тонкие волосы и молочно-белое лицо. Наверное, девчушка такая же – в отличие от покрытых веснушками О’Конноров.