Он не собирался возвращаться к Хико, хотел уйти странствовать по стране, но оказалось, что сделать это, когда буквально любая собака знала, как выглядит хитокири Баттосай, довольно сложно. А в его состоянии невозможно. Один врач попытался ему помочь, а в итоге всё закончилось тем, что его узнали — и обезумевшие односельчане избили не только его, к тому моменту неспособного и не желающего сопротивляться, но и самого врача.
Меньше всего на свете ему хотелось возвращаться. Точнее, он не испытывал иллюзий насчет того, как отреагирует его учитель. Какой смысл возвращаться, если тебя тут же выставят вон.
Реальность оказалась немного лучше, чем он ожидал. Правда, думал он, пока Хико грел воду и рылся в шкафах, всё это лишь потому, что в своем текущем состоянии он ничего, кроме жалости, не вызывал.
От размышлений его оторвал голос Хико.
— Ты сможешь раздеться сам?
Он посмотрел на него удивленно — слова доходили до сознания с некоторым опозданием.
— Да, — говорить было просто невыносимо сложно.
— Тогда не говори, а делай.
Хико вышел за дверь. Кеншин не знал, сколько его не было, но когда тот вернулся, ему удалось только вытащить из рукава одну руку, и то с большим трудом. Он тяжело дышал и изо всех сил пытался поднять правую руку, чтобы стащить с себя второй рукав, но почему-то не мог ей пошевелить.
— Убери руки, — скомандовал Хико.
Когда он вернулся? Почему-то Кеншин этого не заметил. Сейчас, сейчас он сможет поднять руку и сам снимет это чертово кимоно.
Хико ударил его по локтю. Он в удивлении поднял на него глаза и хотел что-то сказать, возмутиться, но даже просто чувствовать злость было тяжело.
— Делай, что я говорю.
Спорить сил не было. Кеншин убрал руки и позволил себя раздеть — как будто у него был какой-то выбор.
— Каким идиотом надо быть, — Хико его отчитывает? — чтобы так ходить.
Он открыл было рот, чтобы ответить, но учитель прервал его попытки.
— Я кому сказал молчать? — рявкнул он, — Предположил бы, что ты действительно ударился головой, раз не понимаешь с первого раза, но ты всегда таким был.
Кеншин вздохнул. Его клонило в сон и спорить не было никаких сил, поэтому он решил, что если немного вздремнет, пока Хико что-то там ищет одной рукой, это будет не так уж плохо.
Стоило ему подумать об этом, как его голова оказалась под струями водопада. Стоп, что?
С огромным трудом он открыл глаза и увидел Хико, который, судя по всему, продолжал одной рукой держать его под спину, а во второй держал пустое ведро с водой. Он с грохотом поставил ведро на пол.
— Я говорил тебе держать глаза открытыми?
Из-за воды, попавшей в глаза, Кеншину было плохо видно лицо Хико, но интонации было достаточно.
Учителя буквально трясло от необходимости терпеть его присутствие. Видимо, у Хико были какие-то принципы, которые заставляли его помогать раненому бывшему ученику, но тон, которым он говорил, его вздохи, рычание и ярость в глазах говорили о том, насколько сильно он это ненавидит.
Это его расстраивало, чего он сам от себя не ожидал. В глубине души он надеялся, что Хико хоть немного обрадуется тому, что он жив. Что хоть кто-то в мире обрадуется тому, что он выжил, хотя и не должен был. Эта надежда поддерживала его по пути сюда. Когда ее не стало, он обнаружил, что его силы полностью истощены. Тело буквально отказывалось его слушаться.
Хико приказывал ему, будто он всё ещё был мальчишкой. Ему почти хотелось заплакать. Особенно трудно не делать этого было, когда Хико начал его раздевать, а затем и мыть — кроме того, что это было унизительно, это было и просто больно.
Но он пообещал себе терпеть всё, что придется, пока ему не станет лучше. Потому что других вариантов у него, в любом случае, не было. Если бы он не пришел сюда, то, скорее всего, умер бы, а Томоэ просила его жить.
Комментарий к Глава 2. Кеншин. Снова мальчишка.
Буду рада, если вы оставите свой комментарий.
========== Глава 3. Хико. Обещание смерти. ==========
На жалкие попытки его ученика раздеться Хико смотреть не стал и вышел во двор, тем более, что нужно было принести еще воды, таз и дров. Это дало ему время передохнуть и собраться с мыслями.
В доме были какие-то лекарства, оказалось, что он по инерции пополнял свои запасы, хотя самому ему ни мази от ранений, ни бинты были без надобности. Но с тех пор, как в доме завелся ребенок, держать лекарства под рукой было необходимостью. Видимо, вошло в привычку настолько, что он даже перестал это замечать. То, что держать в доме лекарства необходимо, он усвоил в конце первого года жизни мальчика в доме — мелкие царапины его не волновали, но ночь, когда у мальчишки началась лихорадка, была, пожалуй, худшей ночью в его жизни.