Никто ничего не замечал, а менее всех, может быть, сам Арман, всецело преданный любви к своей милой Ванде. Чувство это заглушало в нем все другие; удовольствия не привлекали его, женщины не занимали. Впрочем, он оставался вполне светским человеком, всегда готовым услужить товарищу и повеселиться в известной мере.
Несколько дней спустя после прогулки в Булонском лесу, часов около двух пополудни, Арман вошел в будуар своей матери. Графиня разговаривала с Вандой и Люси, но, увидев сына, сделала чуть заметный знак, понятный только молодой американке.
Та встала и, вспомнив, что ей нужно писать домой, просила позволения удалиться в свою комнату, что, разумеется, ей было любезно разрешено.
— Надеюсь, — смеясь, сказал Арман, — что мисс Люси не от меня убегает?
— Почти что так, — серьезно отвечала графиня. — Мне нужно с вами переговорить о таком важном деле, что как бы Люси ни была нам близка, ей не следует присутствовать при нашем разговоре.
Арман нагнулся и поцеловал руку матери.
— О чем или о ком желаете вы говорить, матушка? — спросил он.
— О вас, Арман.
— Обо мне? Я должен был догадаться… Вы всегда думаете о ваших детях! Но не провинился ли я чем? Заранее прошу у вас прощения.
— Нет, Арман, нет, милый сын мой! Но мне нужно не с вами только говорить…
Она остановилась, бросив значительный взгляд на Ванду. Молодая девушка вспыхнула и низко наклонилась над своим вышиванием.
— Я не понимаю, мама? — дрожащим голосом произнес Арман.
Глаза графини с любовью глядели на взволнованных детей.
— Зачем, — ласково сказала она, — зачем вы так смущаетесь? Что вы сделали дурного? Случилось то, что было неизбежно. Воспитанные вместе, вы друг друга полюбили, и так это и должно было быть. Гораздо раньше вас угадала я вашу тайну — и знаете ли? — я глубоко счастлива всем этим!..
— Матушка! — в один голос воскликнули влюбленные, падая на колени перед нею и покрывая ее руки поцелуями.
— Вы согласны?.. — с трепетом спросил Арман.
— Да, дети, согласна и, повторяю, счастлива… С этой минуты — вы жених и невеста.
Радость Армана и Ванды превосходила всякое описание. Час тому назад они еще так мало рассчитывали на скорый успех.
— Вы позволите мне, — спросил Арман, когда волнение их несколько улеглось, — сообщить эту счастливую весть нашим друзьям?
— Завтра они все обедают у нас, сын мой, и мы поделимся с ними нашей радостью. Но, садитесь, я еще не все сказала.
— Оставьте нас у ваших ног, мама, — попросила Ванда. — Нам здесь так хорошо!
Графиня поцеловала ее, потихоньку приподняв голову, усадила рядом с собою. Арман тоже сел.
— Дети мои, — сказала графиня, — нужно подумать о свадьбе…
— О матушка, — прервал Арман, — мы не будем откладывать…
Графиня покачала головой. Лицо ее сделалось еще серьезнее.
— Милые мои, — продолжала она, — оба вы так молоды, что не грешно отложить свадьбу на некоторое время; впрочем, есть другая причина, которая заставляет поступить таким образом.
Тяжелое предчувствие стеснило грудь молодых людей. Они устремили на графиню тревожный взгляд.
— Не печальтесь, дети, не отнимайте у меня последнее мужество… Выслушайте спокойно… Впрочем, — прибавила она, стараясь улыбнуться, — вы увидите, что слова мои не так страшны… Ванда, дорогая дочь моя, когда Богу угодно было послать мне тебя в саванне, я сразу полюбила тебя и поклялась, что все сделаю для твоего счастья…
— Вы сдержали клятву, — растроганным голосом прервала ее Ванда. — Не было ребенка счастливее меня благодаря вам — и впредь я буду также счастлива.
Графиня отвечала на ее ласки и, вздохнув, продолжала:
— Вторая причина состояла в том, что рано или поздно я узнаю, кто твои родители и что с ними сталось. До сих пор все мои поиски оставались безуспешными, но кто знает? Не сегодня-завтра, тайна может, наконец, открыться. Агенты мои ищут в Соединенных Штатах, в Мексике даже в Утахе. Мне нужно знать, живы или умерли твои родители, и во всяком случае получить верные доказательства того или другого. Как только доказательства смерти твоих родителей будут у меня в руках, мы тебя повенчаем в день, когда тебе исполнится семнадцать лет.
— Позвольте заметить, мама, — сказал Арман, — что поиски могут затянуться до бесконечности. Если их будут по-прежнему тщетно продолжать, неужели же мы должны все будем ждать?
— Нет, дитя мое. Если два года еще мы ничего не узнаем, Ванда и ты свободны вступить в брак, когда захотите.
— Два года ожидания! — грустно сказал Арман.
В эту минуту, Клеретта тихонько постучалась в дверь и, войдя в будуар, доложила графине, что ее спрашивает какая-то дама. Приказав сказать, что она сейчас выйдет, графиня встала и, поцеловав Армана, сказала ему:
— Полно, не грусти! Два года скоро пройдут… А теперь советую тебе совершить хорошую прогулку. Это успокоит твои нервы.
Поцеловав затем Ванду и посоветовав ей ничего не говорить Люси, она пошла в большую гостиную.