ЗБ

Тут-то их и прорвало – прямо в лобовую поперли. Маркушина-то у них пай-девочка, всегда на хорошем счету. Еще и папочка школе финансово помогает – в гимназический фонд ежегодно отстегивает. Ну а Валерия Аникина (я то есть) как раз наоборот: вечно в контрах с учителями, в школьных мероприятиях участвует редко, с одноклассниками конфликтует. Короче, разогрели голоса до точки кипения. Жаль, нельзя было уши заткнуть наушниками. Пришлось выслушивать весь этот рок-н-ролл от первой ноты до последней.

Но хуже всего, что концерт возобновился дома. Вот это была уже полная жесть, и тут я знала: ни аргументы, ни оправдания – ничто не поможет. Припомнят все свои нервы и скомканные надежды, все мои промахи и невыполненные домашки. Прав был Жорж Сименон, говоря, что, «задавая домашнее задание, учителя метят в учеников, а попадают в родителей». Про это я им тоже ляпнула, но меня даже не услышали. Странное такое заболевание – неумение слушать и слышать! Похоже, у взрослых это давно уже перешло в стадию эпидемии. Ведь даже не расспросили – сразу пошли метелить всеми калибрами. Выдали и за пострадавшее ушко Маркушиной, и за все мои обильно-хронические недостатки. В самом деле – почему слишком гордая, почему внешний вид ужасный, почему грубо разговариваю, почему в рюкзаке кавардак? Еще и в комнате не прибираю, в книги вместо добротных закладок спички сую, учителей не уважаю, родителей не слушаю. И еще сто сорок три «почему», «зачем» и «чего ради».

А как ответишь на такой «селевой поток»? Тем более что ответы им вовсе и не требовались: им разрядка была необходима. Вроде эстафеты, понимаете? Учителя их напрягли, а они на меня перекинулись. В таких случаях ответов действительно не ждут, важен сам прессинг – сабель звон и все такое. Результат же требуется один-единственный: чтобы пошла на попятную, повинилась и осознала. Чтобы поняла наконец: если в кармане готовенький паспорт, то и в голове должна зародиться вполне взрослая ответственность. За уши одноклассниц, за оценки в дневнике, за уроки и незаправленную кровать.

Я даже головой помотала. Не-е-е… Конечно, мир какое-то время можно терпеть. Но когда такая куча всего наваливается, да еще за такое короткое время, поневоле крыша съедет. Это как два снаряда да в одну воронку. Только в мою – не два, а целый рой успел залететь.

Вот и завелась. Попробуй не заведись, когда тебя так умыли, а после отобрали смарт, денежную карту и отключили от сети. Это они таким образом воспитывали меня – взяли и лишили интернета. Компьютер оставили, а роутер со смартом забрали. Причем я надеялась, что где-нибудь дома припрятали, все кругом перерыла, но не нашла. Значит, на работу с собой унесли – борцы, понимаешь, за нравственную чистоту и заправку постелей!..

– Здравствуй, милая!

Я точно споткнулась, торопливо выпутываясь из своих недобрых мыслей. Ответила с некоторым запозданием:

– Здрасте…

Это был наш сосед – жил этажом ниже – худющий, как щепка, с седой щетиной на щеках и прозрачными водянистыми глазами. Смотрел так, что с непривычки пробирало холодком. Во всяком случае, я сразу припомнила глаза новенькой. Ведь точно! Было у них нечто общее! В самой глубине глаз какая-то стылая обреченность. И у соседа я что-то похожее разглядела – уже с месяц назад. И тогда же с ужасом осознала, что сосед наш готовится к смерти. Раньше он дворничал, пил с приятелями во дворе, скандалил, а теперь… Теперь он по-прежнему убирал мусор, но уже не пил и не буянил. Проводил во дворе все свободное время и, как думалось мне, спешил надышаться миром. Другие-то в больницах лежали, в постелях маялись, а он выбирался под открытое небо и бродил по улицам. При этом часто здоровался, смотрел во все глаза на окружающее, деревья руками трогал – чуть ли не гладил.

Несколько раз я видела его возле оградки садика, где он с тоскливым восторгом следил за гуляющими детьми. Что творилось в эти минуты в его душе, я даже не пыталась себе представить, но встречать его с каждым днем становилось тяжелее и тяжелее. Движения соседа становились старчески медлительными, кожа темнела, а вот взгляд, напротив, приобретал особую цепкость – точно пронзал хирургическим инструментом насквозь. Но самое главное, что своим появлением он все во мне переворачивал: менял настроение, встряхивал, отвлекал на совершенно непривычные мысли. Иногда после встречи с ним становилось тоскливо и грустно, а иногда – наоборот. Вот и сейчас произошло непонятное. Только что я была зла на весь мир, а стоило ему поздороваться и назвать меня «милой» – и все прошло. Он-то побрел себе дальше, а я осталась стоять ошарашенная. Будто разбили во мне прежнее темное зеркало и склеили из кусочков новое – серебристое да яркое.

Тело ожило, и ноги сами повели привычным маршрутом. Земной шар возобновил движение, липовые шеренги поплыли мимо, и что-то такое я даже начинала уже слышать. Да, да! Сосед словно уши мне прочистил – я снова слышала музыку ЗБ.