ЗБ

В недрах здания что-то утробно просело, где-то тяжко рухнули несущие балки, градом посыпались камни и кирпичи. Ничего этого мы, понятно, не видели, зато рассмотрели, как часть карниза вблизи поворота, отзываясь на позвоночный хруст здания, с треском провисла. Горсть потревоженной пыли облачком слетела с наклонной плоскости, распахивающимся вширь парашютом поплыла к далекому асфальту.

Лицо Лизы побелело, мое же, наоборот, побагровело еще больше. Зато сердце стукнуло раз и два – все равно как часовой, четко приставляющий к ноге приклад винтовки, а после пошло биться в прежнем бесшумном ритме.

Мы поглядели с Лизой друг на друга, и губы мои разъехались в кривой и, должно быть, не самой красивой улыбке.

– Ты знала? – прошептала Лиза.

– Дело не во мне, – объяснила я. – Дело в тебе, подружка.

– Во мне?

– Ага. Похоже, нашему ЗБ ты понравилась. Вот оно и предупреждает.

– Кстати, оно или она? – Лиза спросила это все тем же шепотом. – Больница – это ведь женский род, значит, она.

– Может, и женский, только то, что здесь обитает, это уже совсем иное. Потому и ЗБ – это оно…

Я сама прислушалась к тому, что сказала, и подумала, что получилось глупо и неубедительно. Однако Лиза и не думала хмыкать. Доверчиво кивнула и ответно пожала мою руку.

Глава 5. Этот сладкий иномир

Помню, как нервировала меня фраза: «язык твой – враг твой». Это папа с мамой мне в разное время повторяли, да и сама я знала, что язычок мой способен на любые фокусы. Сначала трижды подумай, а потом промолчи. Это, кажется, еще французский поэт Анри Ренье изрек – и тоже ведь в точности про меня! Только беда всех истин, что не доходят они до иных умишек. Вот и я забывала подумать и промолчать. Никак у меня это простое правило не вытанцовывалось. С той же Вервитальевной, нашей классной, не так давно у нас вышла мощнейшая ссора. А всего-то и требовалось – пропустить слова учительницы мимо ушей. Она тогда по итогам годового диктанта разорялась – ну и сорвалась, понятно:

«Вас учат, учат, а вы! Да вы просто циничные, неблагодарные свиньи!..»

До этого класс пребывал в спокойствии, а тут все разом оживились, многие захихикали. Во всяком случае, на «свиней» просто нужно было реагировать, и я прямо с места ляпнула:

«А вот Чехов Антон Павлович однажды сказал такую удивительную фразу: „Умный любит учиться, а дурак – учить“».

Стоило видеть нашу классную в тот момент! Во всяком случае, такую гамму разнополярных эмоций я наблюдала впервые. От неожиданности она опешила, от ужаса онемела, от осознания сказанного пришла в бешенство. Соответственно, и лицо ее сперва побледнело, потом приняло зеленоватый оттенок, а после стало наливаться багровым заревом. Еще и глаза опасно вылезли из орбит. Короче, это было нечто! Разумеется, пошел ответный шквал – цунами и землетряс в одиннадцать баллов.

Но если уж говорить о Чехове, то его фразу прежде всего следовало отнести ко мне самой. Получается, что и я пыталась поучать Вервитальевну. А значит, мало чем отличалась ото всех тех поучителей, от которых ломило зубы и разыгрывалась мигрень. И если уж совсем честно, то в жизни своей я многих поучала. По глупости, понятно. За то, верно, и получила ответку. Лучших моих подружек судьба разбросала по свету, все прочие от меня разбежались, не выдержав нотаций и поучений. Короче, скользкая это вещь – чужие советы.

Однако сегодня мне самой хотелось слушать, впитывать и учиться. Потому что Лиза действительно оказалась уникумом. Что-то такое она знала – какой-то рецепт, помогающий контакту с заброшенной больницей. Я-то на контакт с ЗБ шла годами, да и сейчас была не уверена в нашей дружбе с этим загадочным строением. Лизе же все давалось с лёту. Ведь не меня – ее подхватило и перенесло незримым тоннелем в безопасное место. О ней побеспокоилось здание, заботливо предупредив про ненадежный карниз. Значит, было в ней что-то особенное – возможно, то самое, что привезла она с полыхающей огнем родины. Только вот вытягивать клещами такие тайны невозможно, да и вопросов правильных я не знала. Вместо этого я решила устроить ей маленькую экскурсию по самым интересным местам ЗБ.

С крыши мы перешли на дальний чердак и там, нырнув в узенькое оконце, спустились по качающейся лестнице на один пролет. Далее ступени заканчивались, и человек оказывался над темной пропастью. Понятно, что большинство любопытных здесь притормаживало, поворачивая назад. Но я-то знала, куда дальше двигаться. Рядом с лестницей провисал одинокий кабель, и с помощью него мы, точно альпинисты, спустились на лестничную площадку, заваленную обломками. Перебравшись через груду досок и обломанной штукатурки, мы наконец-то проникли в хирургическое отделение.

В сгоревшем дочерна коридоре я провела Лизу мимо безмолвных палат, по краешку обогнула место, где в полу зияло огромное сквозное отверстие. Такую же дыру можно было разглядеть на пятом, четвертом и третьем этажах, точно не пожар проделал все эти разрушения, а некое гигантское ядро вроде Челябинского метеорита, пробившее крышу, а следом и все нижние перекрытия.