Менее точным Бжезинский был в своих предсказаниях по поводу того, каким именно образом будут осуществлены значимые политические перемены в СССР. Он утверждал, что перемены могут быть вызваны общественными волнениями, включая студенческие протесты вроде тех, что бушевали во многих странах мира в конце 1960-х и начале 1970-х годов. Бжезинский заявлял, что «в 1970-е годы Советский Союз могут сотрясать конвульсии, схожие с конвульсиями, сотрясавшими Испанию, Югославию, Мексику и Польшу в конце 1960-х». Он полагал, что только «случаи более заметного социально-политического напряжения», особенно «студенческие волнения», могут подтолкнуть руководство страны пойти по-настоящему другим курсом. Но ничего подобного не произошло. Никаких значимых студенческих протестов в Советском Союзе до эпохи Горбачёва не было, и в целом советское общество оставалось на удивление бездействующим на протяжении всех 1970-х годов и начала 1980-х. Даже в разгар движения «Солидарности» в Польше в 1980–1981 годах до Советского Союза доходили лишь его слабые отголоски. Стивен Коткин справедливо заметил, что в марте 1985 года, когда к власти пришёл Горбачёв, «Советский Союз вовсе не переживал никаких беспорядков. Националистический сепаратизм существовал, но даже отдалённо не угрожал советскому порядку. КГБ успешно подавлял малейшие диссидентские выступления. Многочисленная интеллигенция продолжала жаловаться на жизнь, но пользовалась государственными субсидиями, обеспечивающими общую лояльность»[112]
. Вышло так, что предположение Бжезинского, согласно которому серьёзные перемены в Советском Союзе произойдут только в ответ на растущее общественное давление, указывало в совершенно противоположную сторону. В действительности именно далеко зашедшая в годы Горбачёва либерализация проложила дорогу протестам и массовым волнениям, а не наоборот.Стоит отдельно упомянуть один небольшой вывод книги «Между двух эпох». Предположение Бжезинского о том, что озабоченность русских по поводу сохранения контроля над другими национальностями Советского Союза помешает демократизации, кажется поразительным предсказанием взглядов, выраженных в конце 1970-х и 1980-х годах Джерри Хафом, который неоднократно заявлял, что «многонациональный характер Советского Союза» будет препятствовать «эволюции к конституционной демократии» в СССР. В опубликованном в 1979 году учебнике Хаф утверждал, что советское руководство неизбежно опасается, что широкая либерализация пробудит сепаратистские настроения в нерусских республиках, а эти настроения, в свою очередь, вызовут националистическую реакцию среди русских. Одна лишь угроза такого сценария, по мнению Хафа, удерживала советских руководителей от мыслей о настоящей демократизации. «Даже если русский предпочитает демократизацию для себя, он должен понимать – пусть даже и подсознательно – что развитие в таком направлении вполне может привести к ухудшению места России в мире… Можно представить естественную реакцию русского на мысль о потере довольно больших частей страны»[113]
. Такие рассуждения во многом совпадали с рассуждениями Бжезинского, высказанными десятилетием ранее. Возникновение массовых сепаратистских движений в некоторых советских республиках в конце 1980-х, после широкомасштабной политической либерализации при Горбачёве, подтвердило многие предположения Бжезинского, с одним важным исключением – он переоценил потенциальную обратную реакцию «великорусского большинства».Тот факт, что в Литве, Латвии, Эстонии, Молдавии и Грузии возникли массовые сепаратистские движения, не обязательно означает, что Советский Союз не мог пережить настоящую демократизацию. Своевременные уступки, переговоры и компенсации со стороны Горбачёва могли бы изменить динамику в его пользу. Советское государство в результате оказалось бы несколько урезанным и потерявшим несколько небольших республик, но в целом бы сохранилось. Но вместо этого Горбачёв отказался предоставлять независимость каким бы то ни было республикам. Его нежелание смириться с потерей даже небольших территорий ограничивало его пространство для манёвров и, возможно, было проявлением тех чувств, о которых писал Бжезинский.
Во второй половине 1980-х годов, после четырёх лет на посту советника по национальной безопасности в администрации Картера и работы над блестящими мемуарами о том периоде, Бжезинский вернулся к издавна интересующему его анализу режимов советского типа. Его оценки советской политической системы 1980-х годов не только отражали важные события, происходившие в ту эпоху, но и служили развитием его идей конца 1960-х и начала 1970-х. Приход к власти Горбачёва и последующие за этим радикальные перемены послужили поводом к очередным размышлениям о внутренних изъянах ленинской системы.