Здарг

Не узнаю знакомых

Издалека кажется, что парк подстрижен: садовник нарочно подровнял его в форме опрокинутой воронки, в центре остроконечной, полого сбегающей к краю. Этакий зеленый график вероятности.

На опушке видишь знакомые растения: алые головки маков, полосы колосьев, разлапистые яблони со стволами, обмазанными белым.

Идем вглубь. Цветы, злаки, яблони. Но стволы, обмазанные известью, все стройнее.

Метров через двадцать замечаешь странности: травы похожи на тростник, ветки яблонь свисают, как у плакучей ивы, кистями, на них болтаются какие-то красные дыни.

А в центре сада несусветное: тропическое переплетение лиан, между ними прыгают голенастые олени, длиннозубые и с розовыми пятачками на носу.

— Узнаете свиней? — спрашивает чародей, создатель этого сказочного сада.

— Такие прыткие? Неужели?

— Мы держим в руках рычаг видообразования, — поясняем кудесник. — Растения особенно чувствительны к изменении веса. Ведь стебли всегда тянутся вверх, корни растут к центру притяжения. Регулируя вес, мы регулируем форму и размеры. И вот результат.

Он показывает лотки с какими-то незнакомыми лиловыми, желтыми, розовыми овощами. И одно слово остается в моем лексиконе: «Неужели?»

— Неужели это сливы? Не баклажаны? А это желтое — черешня? Не айва? Неужели виноград? Неужели, неужели?..

Следующий этап: Грави-Вдаг километровый.

Все богатыри

В детских хрестоматиях принято удивляться силище муравья. Крохотульки-трудолюбцы волочат соломинку по травяным джунглям. А соломинка та, как бревно для нас, даже больше бревна, как мост, задранный на колокольню.

И с детства, всю жизнь ахаем и завидуем муравьям мы, бессильные бедняжки. Нам бы такую силушку — бревна на колокольню забрасывать.

Но во владениях волшебника видел я воплощения детской мечты.

Строится дом. Строится, как обычно, — из блоков. Блок — комната, блок — ванная, блок — кухня. Но двое рабочих, поставив комнату на носилки, неторопливо несут ее на монтажный двор.

Подъемные краны? Есть и краны. Но работа у них помасштабнее. Когда одна секция смонтирована, скреплены девять квартир девяти этажей, зацепив верхнюю за окно, кран ставит все сооружение на место. Колышется в воздухе девятиэтажный столб. Рабочие руками подправляют его, чтобы точно уселся на фундамент. Вира! Вира! Майна помалу! Села. Сидит!

Телефонный звонок:

— Шеф, крыша тяжеловата, не справляемся. Убавьте вес.

— Хотите полную невесомость?

— Полную не надо. Еще улетит, не поймаешь. Оставьте два процента.

Секция, секция, секция. На них надевается крыша. Вот и дом сложен.

— Шеф, прибавьте вес. Усадочка нужна.

— Сто процентов веса?

— Не сразу. Полегонечку, треть, половину, полный вес, полуторный.

Веснушчатая рука ложится на реостат. Стрелка ползет по делениям. Килограмм весит триста грамм, полкило, потом полтора.

— Довольно, шеф. Достаточно. Спасибо.

Привыкают и к чудесам. Заказывают чудо по телефону.

Километровые Грави-Вдаги проникли в космос. Даю и такой материал.

Романтике вход запрещен

Косматое солнце на черном небе.

Острозубые скалы с черно-зелеными тенями.

Тени ползут, текут и прыгают со скалы на скалу. Астероид летит по своей орбите кувыркаясь. Сутки продолжаются полчаса.

Дальний космос неприветлив, негостеприимен. Жутковатое нагромождение голых утесов — вот что такое космос. И космическая легкость не радует — стометровые шаги. Страшно плыть над ощерившимся утесом, не доставая грунта вытянутыми ногами. Несет куда-то без спроса. То ли в пропасть угодишь, то ли в пустоту вынесет.

Но вот прыжки закорачиваются. Двадцатиметровый шаг, пятиметровый, метровый… И уже нормальным шагом, ставя всю ступню на камни, подходишь к стальной двери, на которой написано: «Романтике вход воспрещается».

Комната как комната: шкафы, столы, стулья. На стул можно сесть, на стол положить бумагу, ее не унесет дыханием.

— Удобно? — спрашивает меня хозяин.

Он крутолоб, кудряв, плечист. Похож на грузчика, напялившего на плечи тесный праздничный костюм. Но Ульд, величайший из волшебников современности, властелин тяжести и легкости, считает его самым многообещающим из своих учеников.

— Разочаровывающе удобно, — говорю я. — Как дома на Вдаге. Забываешь, что ты в глубоком космосе. Действительно, романтика осталась за дверью.

— Этого мы и добивались, — говорит ученик волшебника. — Романтика хороша по воскресеньям, хороша для юнцов, изнывающих за партой шесть дней в неделю, десять месяцев в году. Им необходимо для разрядки необыкновенное. Но шесть суток необыкновенного утомляют, а десять месяцев вредят. Космос открыт уже давно, мы осмотрели его, удивились всему удивительному, теперь пора работать в космосе. А для работы нужна рабочая обстановка: стол, стул, тепло, уют… нормальная тяжесть. Вот на нашем пятачке космос приведен к норме. Здесь мы научной работой занимаемся, думать можем, не думая о неудобствах ежесекундно.