Зденка

– Что тут у вас, товарищ прапорщик, за богадельня? Вы что тут за автобусный парк устроили?

– Товарищ майор, меня дежурный по части предупреждал, … – оправдывался прапорщик.

– А я вас что, не предупреждал, что ли, что без доклада никого не пропускать?! – майор свирепел.

– Я не знал, … – прапорщик пожал плечами.

– Он не зна-ал! А чем тут ваши дневальные занимаются? Почему они до вас мои распоряжения не доводят?

– Я не знаю, товарищ майор!

– Он не знает! А кто знает? Развели тут бардак! Обучите своих дневальных, товарищ прапорщик, как положено службу нести!

Майор пошагал прочь.

– Бедиев! Мать твою-ю! Вешайся, солдат! Будешь у меня летать теперь как электровеник! И Устав зубарить всю ночь! – бесился прапорщик. – Ты должен был мне доложить об этом распоряжении начштаба! Понял, дурила?!

– Так точно, виноват, товарищ прапорщик…

Клуб.

Сидения убраны. За столиками сидят офицеры, одетые «по-гражданке», их жёны. Все о чём-то шумно говорят. Слышен женский смех. Свет приглушён. Звучит песня «Наутилуса Помпилиуса».

«…я ломал стекло как шоколад в руке
я резал эти пальцы за то что они
не могут прикоснуться к тебе
я смотрел в эти лица и не мог им простить
того что у них нет тебя и они могут жить!
но я хочу быть с тобой
я так хочу быть с тобой
я хочу быть с тобой
и я буду с тобой…»

Некоторые танцевали. Тимофеев неловко помялся на входе. Сильно уж контрастно он отделялся от всех присутствовавших своей формой, да ещё и с повязкой на рукаве! Прямо-таки «с корабля, да прямо и на бал».

– Тимофеев! А Вы что здесь делаете, товарищ лейтенант? – откуда-то появился комбат майор Пронин. – Где вы растеряли свой патруль-то?

– Я-а-а,.. – замялся Тимофеев.

Стоявший неподалеку Кузнецов, ехидно ухмыльнулся, что-то буркнул стоящим рядом офицерам. Те хохотнули. Тимофеев сжал челюсти….

Ну не любили они друг друга, просто не переваривали!

– Вот замечательно! Патруль! Товарищ лейтенант, будете патрулировать в клубе до окончания мероприятия. Так сказать, во избежание эксцессов, – объявился прямо, кстати, замполит полка, – тут у нас гости из Союза, понимаете ли! А, с другой стороны, посторонние люди на территории воинской части, понимаете ли! – Чернышев многозначительно посмотрел на Пронина, потом прямо в глаза старлею так, словно хотел ему вставить собственные. Комбат нерешительно замер на секунду, потом мгновенно сориентировался и ожил.

– И патрульных своих найдите!

– А вот патрульных сюда, товарищ майор, не нужно. Закрытое мероприятие, понимаете ли… А ты, комиссар, смотри. Ты здесь не на развлекалочке. Не забывай, … – Чернышёв многозначительно сделал мину на лице и удалился.

Кузнецов зло усмехнулся и, не глядя в глаза Тимофееву, словно вместо него здесь был соляной столб, прошёл мимо. Владислав устроился «в президиуме» на неосвещённой сцене. Здесь было удобней всего. Всех видно, а сам как бы в тени. Наблюдая за фигурами, он ушёл в мечты, подобно Бедиеву. Что ж. Их отделяло не так уж много лет! Группа приезжих девушек мигрировала, то рассредоточиваясь по залу, то время, от времени снова собираясь вместе. Владислав подпёр рукой в красной повязке подбородок и сидел, по-собачьи глядя в зал, c грустью теребя на груди ремень своей портупеи…

Подполковник Полунин танцевал медляк с женой – молодой женщиной, лет двадцати четырёх или на вид даже моложе.

– Ольга, кому ты улыбнулась сейчас? – спросил Полунин свою жену, юностью которой он очень гордился.

– Так, Игорёша, никому! – Ольга перевела свой кокетливый взгляд на мужа.

Полунин обернулся в сторону, куда только что обворожительно улыбалась его супруга.

Танцевавший рядом майор Карпов, наткнувшись на суровый взгляд своего сослуживца, перевёл свои шаловливые карие глаза на свою благоверную…

– Оксаночка, что ты такая грустная? – шепнул Карпов ей на ушко.

– Ты, Лёша, на меня совсем не смотришь. Всё больше по залу стреляешь глазами! – грустно пожала она плечами. – Я тебе уже наскучила? Да?

– Да брось ты, Оксанка, не говори чепухи! – он чмокнул свою тридцатилетнюю супругу, свою ровесницу, в шею, опустил свой подбородок ей на плечо, снова непроизвольно поймав глазами юную Ольгину фигуру… Что поделаешь! Молодость и красота – страшная сила!

Что-то буравило затылок самой Оксаны Карповой. Та повернула голову. Это был суровый партийный взгляд голубых глаз Полунина. Но, наткнувшись на грустные глаза Оксаны, его взгляд явно смягчился. Он скупо улыбнулся, получив её осторожную улыбку «Джоконды» лишь уголков её губ в ответ…

Тимофеев всё сидел, по-собачьи глядя в зал, c грустью теребя на груди ремень своей портупеи…

– А вас можна запросити на танець? – минут через тридцать вдруг раздалось сбоку.

Он замер, соображая.