Герка почувствовал, как его захлестывает непонятное, очень сильное чувство. Он схватился за раненое плечо и, захлебываясь, вдруг ужасно закричал. Он кричал и кричал и все не мог избыть этого чувства, потому что оно оказалось больше самого Герки. Север насмешливо наблюдал истерику. А пленник стряхнул с себя руки стражей, обошел плачущего Герку стороной и остановился прямо перед Севером.
– Это я, Север! – крикнул он. – Я, Баранов. Не узнал?
Теперь, когда Вадим стоял рядом, видно было, что Север невысокого роста. К тому же они почти сравнялись в возрасте. Север сжал губы и после короткой паузы показал подбородком на Герку:
– Вы что, знакомы?
– Да, – ответил Вадим.
Север с некоторым презрением посмотрел в сторону раскисшего Тищенко и снова повернулся к Диме.
– Ты ранен?
– Пустяки.
Вадим отвел со лба волосы и показал рассеченную над бровями кожу. Ресницы его обгорели.
– Север, – сказал Дима, – скажи им: пусть не трогают детей.
Север кивнул и быстрым шагом направился к господскому дому.
К вечеру усадьба догорела. Тянуло сладким тошнотным запахом. Герка, бледный, умывался у колодца.
– Ослабел? – сказал Баранов, появляясь со стороны пепелища.
– Димка, это и вправду ты?
– И вправду. Я послан в творческую командировку Иваном Афанасьевичем Терочкиным. Пытался проявить гуманизм и чуть не угробился.
– Как ты вырвался от своего хозяина?
– А откуда ты знаешь… – начал Дима, но Герка поспешно перебил его:
– Я встретил Артура.
– Он с тобой? – быстро спросил Дима.
– Мы были вместе, когда начался пожар.
– А где он теперь?
– Не знаю, – испуганно ответил Герка. – Его ведь могли убить?
– Отойди от воды, я пить хочу, – сказал Дима.
Герка посторонился. Дима подцепил багром ведро и начал шумно фыркать и плескаться. Герка завистливо смотрел на него.
– Знаешь, Баранов, – сказал он наконец, – я никогда не думал, что буду так малодушничать.
Дима хмыкнул.
– Да брось ты. Нашел причину для самокритики… Ну, стошнило. Меня тоже чуть не стошнило…
– Помнишь, Дим, ты как-то мне рассказывал про этого Севера…
Баранов кивнул.
– Мне тогда еще интернат подарил казенное одеяло.
– Так его все равно списывали.
– Списывали или нет, а оно меня потом очень выручало.
– Слушай, Баран, к черту твое одеяло. Вечно ты запоминаешь какие-то глупые мелочи.
– Одеяло – не мелочь, Герка.
– Странно, что я встретил именно твоего Севера… Димка, что он за человек?
– Продукт эпохи, – философски ответил Дима. – В этом смысле мы все продукты. И ты, Герка, продукт. И я тоже. Только я некачественный продукт, ограниченно-годный.
Они дошли до того угла усадьбы, где сваливали трупы. Диме вспомнились стеллажи морга, где царил неунывающий дядя Коля. И сам дядя Коля предстал как живой, пьяненький, добренький, – как он слюнит химический карандаш и пишет номер на босой ступне покойника, потом опять слюнит и пишет другой номер на ступне другого покойника…
Дима снял несколько верхних трупов, привычными руками перевернул вверх лицом двух-трех подозрительных на вид мертвецов и в одном из них узнал Гемеллина. Он закусил губу и немного помолчал, склонившись к своему учителю, а потом выдернул из-за пояса нож и метнулся в тень, туда, где заметил движение. В темноте зло всхлипнули, и спустя мгновение обнаружился Эйвадис. Комиссар выглядел странно: веки его покраснели и распухли, руки и одежда – в копоти и липкой грязи, в пальцах суетливо вертится нож. И везде кровища.
– Баранов! – заорал неожиданно Артур, швыряя нож на землю и топая ногой. – Гадина! Все из-за тебя!
– Убил кого-нибудь? – догадался Дима.
– Сволочь! – Артур задышал глубоко и часто, потом застонал и принялся рвать на себе волосы.
– Ну вот что, товарищи, – молвил рассудительный Тищенко, – полагаю, нам здесь делать больше нечего.
Артур успел объяснить ему принцип действия обратной связи и вручить браслет.
Баранов несколько раз оглянулся, словно выискивая кого-то взглядом, потом смущенно проговорил:
– Я… ненадолго. Я скоро.
– Если ты не вернешься, Терочкин пойдет под трибунал, – предупредил Артур, взъерошенный и хриплый.
Дима неловко обнял сюковцев за плечи.
– Честное слово, вернусь.
Артур быстро, ловко набрал код. Тищенко немного помедлил.
– Баранов, – заговорил он тихо, – а тебе не страшно будет возвращаться в Ленинград?
– По-твоему, здесь лучше? – иронически осведомился Баранов.
– Для тебя, возможно, лучше.
– А как же Терочкин?
– Ничего они с ним не сделают… Димка, ты хорошо подумал?
Баранов тяжело вздохнул.
– Я об этом, Тищенко, постоянно думаю. Человек должен жить у себя дома, в своем времени, понимаешь? Я хочу жить там, где есть будущее. Пока. Увидимся в интернате.
И ребята исчезли. Просто растворились в темноте.
А Баранов повернулся и зашагал обратно к усадьбе.
С пепелища банда уходила наутро, сильно разросшаяся и веселая. Покатились с грохотом телеги с награбленным: амфоры с вином, корзины с хлебом, одежда, украшения. Делить пока не стали – время терпит. До Энны, где собрались основные силы мятежников, совсем недалеко.