Здесь был Фёдор

— Ах, вот как, ну молодец! — сказала Ленка. — А в меня — в меня тебе не слабо попасть? С трёх шагов! А?

Ушла в лагерь, спальник свой (то есть, напрокат взятый, конечно) свернула и пошла из палатки на другую стоянку. Я думал — не пойти ли за ней, но не пошёл, потому что у меня ангина хроническая — лишний раз не погеройствуешь. И остался, как последний трус. Ленка-то не обиделась, а вот я сам на себя очень обиделся.

А Борька усмехнулся, костёр пожарче развёл и за гитару взялся. Теперь уже никто его не перекрикивал — бился его голос об Откликной гребень и далеко по округе разносился. Пел Борька про женское коварство, про неласковую судьбу, про политическую несправедливость… Этакий тоскующий бунтарь-одиночка. Которого жизнь побила, любовь обманула, и который ни во что уже не верит. Пел проникновенно, и я на месте Ленки, возможно, прослезился бы и простил его. Но Ленка, кажется, нимало не слезилась и только застегнула свой спальник полностью.

Ночь была звёздная и холодная. К утру совсем закоченеть можно было. Зато утром солнце глянуло, чуть потеплело, и уснули мы с Борькой крепче крепкого, и проспали аж до полудня. Кстати, не исключено, что Борька спал так долго из принципа: у него под головой котелок картошки стоял, которой Ленке так вчера и не досталось.

А проснулся я оттого, что затопал кто-то по тропе, и мужской голос сказал:

— Да-а, видать, и здесь был Фёдор!

Оба мы с Борькой подскочили. Он, видать, испугался, что ему палатку испортили или как-то ещё отомстили. А я, удрученный своим малодушием, ринулся хотя бы сказать, что Фёдор ни при чем и надпись на сторожевой башне — совсем не его.

Вылезли мы из палатки и поразились. Убрана была наша полянка, щепки подметены, банок наших пустых как не было. А в костровище на четвертушке альбомного листа — компьютерная распечатка. Я её полностью перепишу, очень уж она полезная.

«Человек!

Если ты разводишь огонь там, где нет костровища, прошу тебя, пожалуйста, потрать десять минут на то, чтобы защитить природу. Возьми нож или топор и аккуратно срежь верхний слой дёрна — сантиметров в пять высотой. Скатай его в коврик и отложи. А когда будешь уходить, разровняй золу, положи сверху коврик и полей его. Ведь это так просто.

Пожалуйста, не разводи костер около корней деревьев. Им больно. Ещё больнее живым деревьям, когда их рубят или заживо обдирают с них кожу.

Консервные банки совсем недолго обжечь в костре и заплющить топором. Лёжа после этого в костровище, они постепенно превратятся в окалину. А алюминиевые банки прогорают целиком, как и пластиковые бутылки.

Пожалуйста, потрудись убрать за собой щепки. Траве так же трудно расти сквозь них, как нам жить, если бы у нас с тобой дома валялись бы разные посторонние предметы.

Ты уже снял палатку? Прошу тебя, потрать еще чуток сил на то, чтобы полить траву, которую ты примял за ночь. Пусть ей хватит сил оправиться от твоего визита.

Если кто-то из твоих друзей не знает этих простых правил, расскажи ему. К сожалению, кроме тебя, больше некому этого сделать.

Человек, пожалуйста, будь человеком. Это так важно. Спасибо тебе, если ты меня услышал, а я как сумел, так и написал. Ф.

P.S. Что посеем, то и пожнём…»

Пока Борька это дело осмысливал, я к прохожим туристам побежал справедливость восстанавливать.

— Вы, говорю, с Долины сказок?

— С Круглицы, а что?

— Это не Фёдора, — говорю, — надпись!

— Какая надпись?

— Жёлтым по камням, где пихта с тряпками была.

— Никакой надписи я там не видел, — говорит один. — А если где и есть, то уж конечно, не его надпись.

— Ну, коли уж там Фёдор был, теперь там никаких надписей не осталось, — сказал второй. — Вот человек, а! Столько стоянок очистил, теперь, должно быть, отлёживается где-то. Дай Бог здоровья. Ты-то его знаешь, что ли?