Здесь гуляет смерть (СИ)

Локвуд, не будь дурак, понял мои жесты и сделал вид, что ему позвонили и отошёл в сторону. Раф пристально на него смотрел, пока тот не скрылся в толпе. Затем он повернул голову ко мне.

— Двигаем, — сказал он, и пошёл со мной в магазин.

— М-милый, ты не злишься?

— На тебя пока нет. Или должен?

— Нет, сладенький, вовсе н-нет.

— Чудно.

Мы пришли за одеждой. Там Рафи долго возмущался, что рубашка очень тугая, что пиджак неудобный, что джинсы сильно давят, а свитер колется. И потом, всё-таки набрав себе одежды поудобней, он решил одеть меня. Он купил мне ботфорты, короткую юбку, топ, несколько обтягивающих рубашек, джинсов, футболок, пеньюаров и два комплекта кружевного белья. Щедро, очень, но как же мне сука страшно возвращаться домой с горой шмоток, при примерке которых я видела, как он облизывался и тихо рычал.

В машине я сидела тише воды ниже травы. Нас сильно тряхнуло, Рафи ударился животом о руль и ругнулся.

— Господи! Любимый, очень больно? — заволновалась я, приобняв его.

— Терпимо… ссс, фак. Погладишь?

— Конечно, сладенький, — я робко легла головой на его плечо и обняла большой животик, гладя по кругу и легонько массируя.

— Гм, странно. Почему-то когда ты гладишь, боль уходит.

— Просто я люблю тебя, сахарный. — тихо сказала я и несмело улыбнулась.

— Я тебя тоже, — он накрыл ладонью мою руку на своём пузе, поворачивая руль. Я с ужасом услышала, как он принюхивается. — Запах. Твой запах усилился.

— Р-Рафи, милый, пожалуйста…

— Ты слишком сильно пахнешь! — Рафаил поднял мою руку и стал целовать и вдыхать запах кожи.

Дома меня спасло одно — он быстро устал. Рафи толком не успел ничего наделать и свалился на кровать.

— Нгх… мне плохо…

— В чём дело, любимый? Тебя не тошнит?

— Не знаю. Чёрт, мне просто плохо, во всём теле плохо!

— Ты не заболел случайно, пончик?

— Без понятия.

— Солнышко, сладенький, полежи, я за таблеточками сбегаю, — я тихонько чмокнула его щёчку и выскочила из спальни.

Когда я вернулась, он заснул. Рафи тяжело дышал, он будто задыхался. Началось? Но ещё три дня, ему так тяжело? Мой бедняжка, его ещё трое суток будет лихорадить! Значит, он не сможет толком есть, и в нужный момент он… нет, я буду рядом, всё пройдёт хорошо. Должно. Просто должно.

Рафи не вставал весь день, он спал и изредка шипел и морщился. Я измерила его температуру, 43 с половиной. Люди от такого умирают, а он… я не вполне уверена, что его теперь можно называть человеком. Мой милый, любимый, почему всё так получилось? Зачем он укусил тебя?

На часах было уже восемь вечера, с обеда он так и не проснулся. Ему нужно поесть, попить, иначе будет плохо. Я нажарила побольше мяса, сбегала за коньяком, и принесла это всё в спальню. Я села на кровать рядом с тяжело дышавшим Рафаилом и наклонилась к нему, поглаживая по груди и большому животу.

— Рафи? Рафи, зайчик, проснись пожалуйста. Открой глазки, сладенький, тебе нужно покушать. Любимый, ну же, просыпайся. Пожалуйста, сладенький.

Он ёрзал и тихо порыкивал. Я взяла его за руку.

— Дорогой, давай, открывай глаза. Я тебе мясо приготовила, как ты любишь, без костей и хрящей, остренькое. Ещё я коньяк принесла, твой любимый. Ну пожалуйста, Рафи, мышонок, проснись. Ты должен поесть.

Реакции особой не последовало. Сглотнув, я решилась на крайние меры. Я засучила рукав свитера и поднесла руку к его лицу. Сейчас учует и проснётся. Он стал принюхиваться. Затем резко распахнул глаза, схватил моё запястье и повалил на себя.

— Ты пахнешь едой, — настороженно сказал он.

— Я для тебя кушать готовила. — робко сказала я.

— Где?

— Вот, — я протянула ему поднос, который до этого лежал на прикроватном столике. — Поешь, милый. Приятного аппетита.

— Спасибо, — он кинулся на мясо. Две огромных тарелки ушли за три минуты, бутылка коньяка за тридцать секунд. Рафи облизнулся, вытер губы и, отставив поднос, придвинул к себе меня. Он уткнулся мне в шею, принюхиваясь и сильнее сжимая руки на моих боках. — Ргх, как же ты пахнешь.

— С-сладенький, не дави, прошу тебя, — я взяла его запястья. — Т-ты очень, ты слишком сильный, дорогой…

— Иди ко мне, — он усадил меня себе на живот и взял за бёдра. Рыкнул и повалил на себя. — Нет, я хочу дышать тобой.

— Рафи, пончик, ты очень горячий, как ты себя чувствуешь? — лепетала я, мысленно надеясь, что ему плохо, и он не будет меня трогать. Стыдно конечно, но что тут сделаешь? Он обращается, терпеть всё больнее.

— Нормально, — рычал он мне в волосы. — Только голоден сильно.

— Голоден? Й-я сейчас, что ты хочешь?

— Я тебя хочу, — Рафаил залез рукой мне между бёдер. Он хищно посмеялся. — Ты пахнешь вкуснее любой еды. Вкуснее и слаще.

— М-мой милый, с-спасибо, но т-ты только что проснулся, может, стоит немного полежать?

— Нет, не стоит, — Раф повернулся со мной и подмял под себя. Надо мной нависло его грузное, так любимое мною и так пугающее сейчас своей силой объёмное и обширное тело. Я не сбегу. Господи. Он коснулся тыльной стороной пальцев моего лица и стал поглаживать. — Ты чего так на меня смотришь? Будто я тебя убивать собрался.