Здесь гуляет смерть (СИ)

— Да. Пойди, отдохни, а мы покушаем. Да, пирожочек? — сюсюкалась она с Дароном. Тот довольно закряхтел, пытаясь освободить грудь от гнёта пуговок рубашки. — Ути ж мой маленький, так проголодался? Ну идём, идём, а папа рядом поспит. Верд, дорогой, разберите продукты пожалуйста, проконтролируй!

— Я главный!!! — победоносный крик раздался из кухни. — Это моя шоколадка, Амнерис!!!

— Их тут три, — вставил Данте.

— Амнерис, малыш, накрой на стол с Данте, пожалуйста!

— Сейчас!

Мы с булочкой ушли в нашу спальню, где я свалился на кровать, а она села ко мне спиной и стала кормить Дарона грудью, пока сын энергично пыхтел и сладко причмокивал.

— Мой милый голодненький волчонок, — ласково сказала Софа, гладя сына по тёмно-рыжей головке. — Чшш, не захлебнись, малыш. Никто не отберёт ведь.

— Ну я бы так уверенно не говорил, — сказал я, придвинувшись и обняв жену.

— Папа шутит.

— Папа жадный.

— Рафи, — вздохнула Софа, чуть улыбнувшись. — Не обделяй младшего сына.

Я кивнул, упёршись лбом ей в спину и вздохнул. Моя любимая булочка. Через какое-то время Дарон наелся и задремал.

— Мой пончик любимый. Накушался и спит, совсем как папочка. — тихо сказала Софочка, укладывая ребёнка в кроватку.

— Папочка так уже год не делал, — заметил я, протягивая руки.

— Но хочет? — булочка улеглась ко мне и обняла за живот. Затем стала настороженно его ощупывать и нажимать, проверяя плотность и толщину. — О, Господи. О, нет!

— Что? — напрягся я.

— Это кошмар, Рафи, ты похудел! Тебя стало совсем немножко, тебя же ветром унесёт!

Я начал смеяться, а Софа продолжала нагнетать и рассуждать:

— Всё, мой любимый муж закончился! Рафи, пончик, тебя срочно нужно откармливать! Хотя какой ты теперь пончик.

— Ага, а кто я?

— Спичка, палочка ватная, балерина…

— Вхавхвх, я-то спичка? Я балерина?

— Ты балерин видел? Их от тебя теперь не отличить, так ты исхудал!

— Я боюсь спросить, ты хоть у одной балерины вот такое видела? — я хлопнул себя по животу.

— Да. У тебя.

Я прикрыл глаза и хмыкнул.

— Я беременная балерина?

— Ты беременная балерина. Моя любимая, — она обняла меня за пузо. — С усохшим пузиком и похудевшими щёчками.

— Софа, давай честно, я за последний год только на пять кило похудел.

— Во-первых, худеть надо постепенно…

— Не наедаясь по ночам.

— … А во-вторых, начало уже есть.

— Было, пока я не набрал семь.

— Ты комплексуешь? Почему? — я со скепсисом прикрыл глаза и провёл руками вдоль полных боков и большого живота. Софа нежно улыбнулась и обняла меня за брюхо, что подросло после рождения детей. Хотя казалось бы, куда уж больше. — Рафи, у тебя четверо детей, которые тебя очень любят с твоим животиком. Они знают, что у них есть большой и сильный папа, который всегда их защитит и всегда будет оберегать. Дарон вообще в восторге от мягкого пузика, ты сам-то не замечал, что он постоянно на тебе засыпает?

— Дарону годик, он и на тебе постоянно спит.

— Но на тебе-то помягче, — она бережно похлопала круглое пузо. — И если серьёзно, то ладно, ты не балерина и не спичка. Но ты правда похудел.

— Спасибо, — я поцеловал жену. Повалил на себя и обнял. — Знаешь что?

— Что, сладенький?

— Мы с тобой как-то давненько гулять не ходили. И в кафе сто лет не были.

Она улыбнулась и чмокнула мою щёку.

— Мой любимый. Сейчас пойдём?

— Одевайся.

Софа метнулась к шкафу. Я же стал вызванивать её родителей, чтобы попросить приглядеть за детьми пару часов. Её мама приехала через двадцать минут, и тройняшки с воплем: «бабушка!» бросились к ней обниматься.

— Извините, что так резко дёрнул, — сказал я, подходя к тёще.

— Ничего-ничего, Рафи, я всё понимаю, вам с Софочкой хочется побыть вдвоём. — улыбнулась она. — А где мой младшенький внук?

— Спит.

По лестнице спешно спустилась Софа, вдевая в ухо серёжку. Я вздохнул и улыбнулся, смотря на неё. Такая милая, родная, дорогая сердцу. Я так люблю тебя, сладенькая. Моя самая красивая и самая добрая пампушечка на свете. Софа быстро поцеловала мать и принялась объяснять ей, что и как делать с Дароном. Та же мягко улыбнулась, поглаживая дочь по голове.

— София, я вырастила тебя, твоего брата, и нянчилась с тройняшками. Поверь, с Дароном я тоже справлюсь.

— Я его ещё не оставляла ни с кем, кроме Рафи, — вздохнула рыжая. — Пожалуйста, позвони, если сильно плакать начнёт.

— Мамочка, я помогу бабушке, — пообещал Данте.

— Конечно, — она поцеловала сына в лоб. Потом обняла старших. — Верд, Амнерис, дом на вас.

— Класс! — азартно заулыбались они.

— Софа, идём, — я взял её за руку. — Всё будет хорошо.

Нас проводили до дверей, а потом мы с ней двинулись гулять. Мы ходили по тем местам, где гуляли, когда ещё даже не встречались. Зашли в кафе, куда я мальчиком тайно от родителей прибегал спускать карманные деньги на вкусные пирожные. Здесь мы с Софочкой сидели у панорамного окна, держась за руки, и пили какао.

— Знаешь, о чём я подумал?

— О чём, любимый?

— Через два месяца у меня отпуск. Может, съездим куда-нибудь? Тебе нужен отдых, да и мне тоже.

— Мне кажется, с детьми особого отдыха не удастся. С Данте и Дароном ещё куда ни шло, но Амнерис с Вердом ведь неуправляемые.