Здесь и сейчас

На следующий день на работе, наплевав на производственную дисциплину, я продолжила сетевые изыскания на заинтересовавшую меня тему. С утра, на свежую голову, мне повезло значительно больше, я практически сразу наткнулась на вполне вразумительную статью Роберта Мосса, члена американской Ассоциации по изучению сновидений. Трудно себе представить, но в прошлом году в Китае все эти сноспециалисты даже собирались на международный конгресс. Оказывается, Гюнтер не шутил, когда утверждал, что этой проблемой интересуюсь не только я, но и научные сообщества. Или псевдонаучные?

«Хотите правильно понять смысл своего сна – вспомните его мельчайшие детали. Сон – это подлинные переживания, и если он запомнился целиком, то сам становится своим толкованием».

Я выяснила, что в толковании сновидений важны все детали: не только действующие лица, но и освещение, расположение предметов и, конечно же, эмоции. А если человек на протяжении нескольких недель, месяцев и даже лет видит один и тот же сюжет, сон-сериал с обязательным присутствием одного и того же объекта, персонажа, места действия, то рассматривать их необходимо вместе.

«Так вы научитесь получать информацию от бессознательного. В сущности, вспоминая сон, вы спрашиваете бессознательное: „Какой смысл ты вкладываешь в порожденный тобой символ?“ Дальше задача состоит в том, чтобы отыскать собственные уникальные значения каждого символа. Находить их можно с помощью сонников, а еще лучше – с помощью психологов. Но таких специалистов мало».

Почти все обнаруженные мной ссылки относились к проблеме – как правильно себя вести, чтобы в подробностях запомнить свой сон. Счастливые люди – им не приходится, как мне, гнать от себя ночные воспоминания. А особого смысла в увиденном ночами я не видела, как не пыталась. Оставалась еще надежда на «помощь специалиста», но трудно себе представить, чтобы в нашем городке проживал хотя бы один, принимая за аксиому, что их в принципе мало.

Словно разбуженные моим интересом, «двойники и другие тела» не замедлили активизироваться и наседали на меня всю последующую неделю, ночь за ночью.

Я, как могла, пыталась проанализировать смысл своих слов, найти в них тайный месседж, но безуспешно. Я смогла только проникнуться их настроением.

Хоть и цветные, они производили впечатление черно-белых, напоминали собой современное концептуальное кино, стилизованное под прежнее. А еще они атмосферой и настроением напоминали мне старые итальянские фильмы с Джульеттой Мазиной, Анной Маньяни, Альберто Сорди, лирические, но в то же время безысходно трагичные, где камера запечатлевает мельчайшие детали и с их помощью проводит по всему сюжету, где главную роль играют выражения человеческих глаз. Я-то не большая любительница подобного кино, но моя мама была от него без ума, откладывала все дела, когда показывали «Ночи Кабирии». А мне даже комедии, старые итальянские комедии вроде «Развода по-итальянски», кажутся мало смешными историями о трудной жизни замученных бытом и средой людей.

В одном из таких снов я брела и брела в густых сумерках, продуваемая ледяным, колючим ветром, брела по каким-то трущобам, типа тех, что показывают в фэнтези. Шла по пустым и мрачным закоулкам, мимо грязных серых куч, мимо гор сваленного мусора, и дорогу мне перебегали растревоженные моими шагами жирные, наглые крысы и шелудивые, тощие кошки. Мне было очень холодно, даже во сне я хотела спать, и еще, мне было очень тяжело идти. Отчего-то я несла с собой лыжи. Тяжелые лыжи, длинные и узкие, ничуть не похожие на мои нынешние. Выросшая недалеко от Гармиша, я просто не имею права плохо кататься с гор, и снаряжение у меня замечательное, перекочевавшее сюда вместе со мной из Мюнхена. Мы с Оли каждый год выбираемся покататься на лыжах. Оливеру я тоже купила самое лучшее снаряжение, пусть и подержанное – дети в этом возрасте очень быстро растут. Так вот, я влюблена в свои лыжи: легчайшие, яркие, истинно достижение прогресса, – а те были ужасного блеклого серо-зеленого цвета, удивительно тяжелые, с маразматическими креплениями, торчащими в разные стороны железками, с такими же возмутительными погнутыми палками из тусклого металла, и все это сооружение без чехла поминутно разваливалось в моих руках. Лыжи были перевязаны сверху и снизу пестрыми тесемками, похожими на пояса от летних платьев, причем от разных. Может быть, у «других тел» так принято, но я скорее бы умерла, чем связала свой «Соломон» кушаком от платья, – для этого существуют специальные приспособления. Я перехватывала на пути свою ношу, но сделать это было нелегко, руки мои занимали еще и мрачные, темные пакеты. И все это хозяйство я почему-то притащила к непонятному сооружению, напоминавшему одновременно дворец и портовый кирпичный пакгауз, а отовсюду, словно муравьи на кусок сладкой булки, сползались такие же, как я, безумные лыжники. Сползались к пакгаузу и вместе с лыжами скрывались за высокими, тяжелыми дверьми.