— Располагайся, парень! — Голос раздался откуда-то сзади.
Едва не подпрыгнув от неожиданности, я обернулся и увидел хозяина, темнокожего, с седой бородкой, в фетровой шляпе, рубашке, подтяжках, жилете и полосатых брюках.
Взмахом руки он предложил мне сесть в наклонное кресло из красной кожи.
— Я не слышал, как ты вошел. Но не скрою, стал глух, как колода, — сообщил он с громким смехом.
— Прошу прощения, сэр, но…
— Зови меня Джебраил.
— Мне очень хочется пить, Джебраил. Могу я попросить у вас стакан воды и таблетку аспирина?
— Сейчас принесу, — пообещал он и исчез в задней комнате.
В углу на одноногом столике из красного дерева я заметил стопку журналов. Самым свежим был номер «Энтертейнмент Уикли»[42] с датой 24 февраля 2012 года. На обложке фотография светловолосой женщины с короткой стрижкой и суровым взглядом, под фотографией подпись:
Лиза Эймс
Встреча с героиней сериала
«Бывший форвард».
Новый потрясающий сезон.
Это была новая Лиза, такой я ее не знал, — холодная, вызывающая, сухая. Я перелистал журнал, пробежал статью по диагонали. Выходит, Лиза все-таки получила роль, о которой мечтала. Я не знал, смеяться мне или плакать.
— Держите, молодой человек, — сказал Джебраил, протягивая мне сифон с сельтерской водой и блистер парацетамола.
Я принял две таблетки, выпил три стакана воды и почувствовал себя гораздо лучше, хотя вид у меня был такой, что краше в гроб кладут.
Я посмотрел на свое отражение в зеркале и расстроился. Мне было уже сорок шесть, и никто не дал бы мне меньше. Глаза помрачнели, ввалились, под глазами синяки, в углах глаз — гусиные лапки. Волосы уже не темные, как когда-то, а с проседью, а на лбу залысины. На шее складки, кожа вялая, подбородок обвис. Уже нет больше четкого овала, твердых скул. Две складки пролегли от крыльев носа к уголкам губ. Щеки ввалились. Вид понурый.
Огорченный, измученный, я плюхнулся в кресло. Джебраил положил мне на лицо горячую салфетку с ароматом перечной мяты. Я сидел, расслаблялся, а он правил бритву на кожаной подушечке. Потом взбил помазком мыльную пену в чашке, покрыл этой пеной мои щеки и стал уверенно водить бритвой по моей коже. Я доверился его опытной руке и стал вспоминать «свои подвиги вчерашнего дня».
Ссора с Лизой вышибла меня из колеи, и я натворил черт знает что. Испортил драгоценный день, который мог бы провести с детьми.
Брадобрей смыл пену с моих щек теплой водой, к крошечному порезу приложил квасцы и завершил священнодействие новой горячей салфеткой с мятой, которой накрыл все лицо. Я сидел, закрыв глаза, и услышал колокольчик, возвещающий о приходе очередного клиента. Но встал не сразу, стараясь набраться сил, и тут вдруг меня окликнул знакомый голос.
— Захотелось гладкой кожи, сынок?
Я невольно вздрогнул, сдернул с лица салфетку и увидел Салливана, который уселся в соседнее кресло.
Дедушка сильно похудел. Глубже стали морщины на лице. Вид у него был усталый, но глаза по-прежнему хитро поблескивали.
— Как же я рад тебя видеть, — сказал я, и мы обменялись долгим рукопожатием. — Я так расстроился, что в прошлый раз все пошло хуже некуда.
— Да, я знаю, Лиза мне рассказала. Ты здорово накуролесил.
— Не без ее помощи. — Я постарался оправдаться.
Салливан хмыкнул и повернулся к Джебраилу, собираясь нас познакомить.
— Это мой внук Артур, — сказал он. — Я тебе о нем говорил.
Старичок снова весело рассмеялся:
— Это он все время исчезает?
— Он, он!
Брадобрей потрепал меня по плечу.
— Ты знаешь, что я подстригал бороду твоему деду еще в пятидесятом? Мы знакомы с Салливаном уже лет шестьдесят, не меньше.
— Точно так, старая галоша! А что, если мы отпразднуем нашу встречу и ты угостишь нас бутылочкой виски из своих запасов?
— У меня есть «Бушмилс» двадцатилетней выдержки, — сообщил Джебраил, направляясь к двери. — Аты поделишься со мной новостями.
Салливан достал из кармана сотовый и набрал номер.
— Я звоню Лизе, — шепнул он мне. — Она в Калифорнии на съемках.
Новость меня совсем пришибла. Я-то собирался не упустить этот день, посвятить его спасению наших отношений с Лизой. Для меня было трагедией не увидеть жену еще и в этом году.