Для меня это было ударом. Я всегда считала, что мы полностью доверяем друг другу и у нас нет друг от друга секретов. И понимала умом, что он хотел как лучше, мой сын, и отругать тоже хотела. Я давно, заранее, готовила себя к тому времени, когда ребенок вырастет и его взгляды не будут совпадать с моими, его желания пойдут с моими вразрез. Когда-нибудь он перестанет быть таким открытым, как сейчас, его поступки выйдут из-под моего контроля. Но не думала, что это наступит так быстро.
Я приготовилась было заплакать от беспомощности, но доктор Амелунг не дал мне такой возможности:
– Фрау Таня, вы не хотели бы куда-нибудь отойти? Например, в туалет? – предложил папа Агнет.
– Я не хочу в туалет. Зачем? – упрямо возразила я.
Я не собиралась оставлять провинившегося сына один на один с Амелунгом. Что он себе воображает? Что имеет право вмешиваться в дела другой семьи? В конце концов, если кто и имеет право вправлять Оливеру мозги, то это я, а никак не чужой дяденька. Я лучше знаю своего мальчика, у меня есть к нему свои подходы…
– Не знаю зачем… нос напудрить, в зеркало посмотреть. – Доктор начал терять терпение. Еще бы, когда он сюда шел, то наверняка не собирался решать чужие проблемы.
– Иди, мам, – обреченно подтвердил Оливер, – иди. Мы пока поговорим.
Я внимательно заглянула сыну в глаза, не уверенная, что должна его сейчас покидать. Но Оли только подтвердил взглядом, что все в порядке и мне лучше оставить их вдвоем.
Я повиновалась. Но отошла не в туалет, а к аквариуму у входа, чтобы не терять из виду происходящее за столом. Я успела рассмотреть в подробностях всех рыб и все водоросли, пока Оливер не окликнул меня, призывая вернуться.
Вопреки моим опасениям, Оли не ревел и даже не выглядел расстроенным. Наоборот, весь вид его провозглашал довольство жизнью и полное понимание ситуации.
– Мама, – торжественно возвестил он, – мы с доктором считаем, что тебе надо ходить и лечиться у этого профессора. Раз он может тебе помочь, то ты должна воспользоваться предоставленным шансом.
Старательно выговорив фразу, Оливер вопросительно посмотрел на папу Агнет. Клаус Амелунг одобрительно кивнул.
Должно быть, моему ребенку действительно не хватает общения со взрослым мужчиной.
– Мамочка, ты извини меня, я больше так не буду, – пропищал сын уже от себя лично.
И я успокоилась. Его любимое «я больше так не буду» говорило мне много больше, чем что-то там о предоставленном шансе.
На прощание я, не выдерживая, поинтересовалась как бы между прочим:
– Герр Амелунг, почему вы не сказали мне про профессора Шульца вчера, у «Колумбуса»? Мы ведь могли сегодня и не встретиться. Это так, случайность.
– Почему? – Клаус Амелунг, кажется, удивлен моему вопросу, для него былая невежливость словно само собой. – Наверно, профессиональная привычка. У меня своеобразная профессия, люди не всегда хотят афишировать знакомство со мной. Я поэтому редко здороваюсь первым, только отвечаю на приветствия. А вы, фрау Таня, не выказали желания общаться.
Ах да, оказывается – сама виновата! Все-таки он сноб и фанфарон. Надутый психиатрический индюк.
– Я рад снова видеть вас, Таня, – приветствует меня профессор Шульц. – Рассказывайте, как ваши дела. Как ваши сны?
– Плохо мои сны, профессор, – с виноватой улыбкой я развожу руками, – после нашей прошлой встречи мне ничего внятного не приснилось. Так, смутные видения.
– И о чем это говорит, как вы думаете? Не о том ли, что мы на правильном пути?
Я снова в кабинете профессора Маркуса Шульца. Сегодня он обещает расправиться с другим моим ярким сном. Сюрреалистическим сном о толпе на дороге.
Я по заданию профессора, как и прошлый раз, чувствую свои ноги, обувь на ногах и погружаюсь в транс.
Мы живем на даче, я и Кира. Почти все лето вдвоем. Да нам никто и не нужен, у нас полное взаимопонимание. Родителям ни к чему знать, что мы спим почти до обеда, играем в карты и ложимся за полночь. Никакого режима.