Здесь, на краю земли

— То же самое я хочу спросить у вас, — отозвался я, хотя уже узнал этот голос и понимал, что сейчас буду узнан сам.

Голос принадлежал Алеку Мордашке.

— Какой сюрприз! — сказал он. — Я выполнял поручение его величества во Флангере и очень сожалел о том, что присоединюсь к армии уже после того, как твой замок будет взят. Но справедливость все же есть на земле, иначе мы с тобой не встретились бы. Как тебе удалось удрать, мерзавец? Король не собирался оставлять тебе жизнь.

Пропустив «мерзавца» мимо ушей, я сказал, что удирает королевская армия, а не я. Мордашке надо изрядно поспешить, если он и вправду хочет присоединиться к ней. Он захохотал и заметил, что разум мой отнюдь не прояснился со дня нашей последней встречи.

— Я вижу, ты надолго запомнил тот день, — сказал я. — Запомнишь и сегодняшний. Ты уже обзавелся новым мечом взамен того, что я отнял у тебя?

— Не обольщайся, поединка не будет, — ответил он. — Я не считаю себя обязанным поступать с тобой согласно рыцарскому кодексу. Я просто прикажу моим людям убить тебя. Как бешеную собаку. Как ядовитую тварь. — А ты не боишься за своих людей, Мордашка? Что, если я забрызгаю их ядовитой слюной? — спросил я, оглядывая темное, ощетинившееся копьями пространство. Плохи наши дела.

— Кто там с тобой, оруженосец? — спросил Мордашка, и только тут я вспомнил о Перегрине, почти неосязаемо касавшемся спиной моей спины.

— Этот человек, — сказал я сухо, — в отличие от меня, не бешеная собака и не ядовитая тварь. И он не наносил тебе обид. Надеюсь, ты позволишь ему уйти.

Перегрин притаился за моей спиной, как мышонок. Даже дышать, кажется, перестал.

— Нет, — металлически ответил Мордашка. — Если ты об этом просишь — нет.

— Ты не тронешь его, — сказал я.

Он снова засмеялся и сказал, что жизнь четверых его друзей стоит много больше, чем жизнь моего слуги.

— Ты не тронешь его, сукин сын, подлец! — крикнул я, и, спохватившись, добавил: — Пожалуйста.

Бог знает, на что я был готов — упрашивать, торговаться, рвать зубами глотки, но Перегрин вруг повернулся к Алеку и незнакомо низким, тяжелым голосом произнес:

— Не хотите ли получить обратно свое оружие, сударь? «Отвага и гордость», не так ли?

— Дай сюда! — немедленно отозвался Мордашка, властно протягивая руку. Послышался звук вынимаемого из ножен меча, и все такой же неузнаваемый голос Перегрина:

— Попробуйте взять, сударь. А то что-то не вижу я в вас ни гордости, ни отваги.

Обнажая меч, я успел подумать, что кое-чему малыш все же у меня научился, и, судя по всему, он стоящий парень, жаль, узнал я об этом поздновато. Всадники надвинулись, плотнее смыкая кольцо.

— А ну, кто вечной жизни захотел? — весело заорал я.

Я был готов к тому, что бой кончится для меня очень быстро. Но он все длился и длился. Каждое из копий, направленных на нас, казалось мне неким существом, хищным, сильным, но не слишком проворным. И я с ледяным наслаждением окорачивал снующие в потемках длинные жала, бормоча: «Один есть! И еще один! И еще!» Меч вращался в руке, послушный, как никогда.

Перегрин же творил что-то уж вовсе невероятное. Я чувствовал его движения, уверенные и сильные, слышал звон стали и глухие удары о щит. Кто-то из нападавших взвыл, потом с визгом повалилась чья-то лошадь. «Не нр-равится?» — послышался ликующий хриплый вопль, и у меня мелькнула мысль, что человек, лихо дерущийся рядом со мной — кто угодно, только не Перегрин.

И вдруг из редеющего кольца копий навстречу мне вырвалось одно, и я понял, что мощный удар, который сейчас последует, я не смогу ни отразить, ни ослабить. Оставалось только увернуться, но позади был Перегрин, его спина, не защищенная даже кольчугой. «Все,» — подумал я и малодушно зажмурился, ожидая боли.

Целая вечность прошла, и, не дождавшись, я открыл глаза. Не было ни копья, ни воина, его метнувшего, ни лошади. На их месте быстро и беззвучно закручивалась какая-то темная воронка, и силуэты всадников вокруг зыбко дрожали и вытягивались, точно отражения в воде.

— Назад, все! — дико закричал Алек, заржали и заметались лошади, и мне показалось, что я снова теряю зрение — все вокруг подернулось сумрачной рябью, задрожало и исчезло. Погасли тусклые сумерки, оборвались звуки, и в оглушающей тишине земля медленно ушла из-под ног. Я намертво вцепился в рукоятку меча, сразу потеряв представление о том, где верх, где низ. Меня мягко перевернуло несколько раз, потом я снова очутился на ногах, и все возвратилось: дождь, ветер, темная стена деревьев слева, мое собственное тяжелое дыхание и бешеные удары сердца.

— Мордашка! — позвал я, настороженно поводя мечом.

Вокруг было пусто.

— Все, — выдохнул Перегрин, бросая щит. — Все.

— Неужто удрали?

— Нет. Не удрали. Не успели.

Он снова был прежним, и голос у него был прежним, но назвать его Перегрином или малышом я не решился.

— Ты не ранен, друг? — спросил я.

— Нет, — он тихо опустился на траву. — Я только устал. Пожалуйста, не спрашивайте меня сейчас ни о чем, я потом все расскажу, после…

— А еще врал, что мечом не владеет, — проворчал я.