Когда-то, в X веке, Уаргла была пристанищем хариджитов. Развалины их бывшей столицы. Седраты, находятся отсюда всего в 14 километрах, мне уже приходилось говорить о ней. После ухода хариджитов из Седраты в долину М’Заб Уаргла попала под власть суданских негров и стала одной из столиц царя Томбукту. В XVI веке их сменили турки. Однако ни турки, ни пришедшие сюда в 1873 году французы не изменили африканского колорита города. Архитектура здесь совсем иная, чем в М’Забе или в Эль-Уэде. Не покатым куполом заканчиваются строения, а грядой острых треугольных выступов — такова была в этих местах и древняя архитектура хариджитов. Во многих зданиях чувствуется влияние Судана, когда наружу выступают деревянные сваи, призванные осуществлять дренаж толстых глиняных стен. Они еще не совсем похожи на ежиков, выбросивших наружу свои иголки, которыми славятся более южные оазисы, но уже приближаются к ним, рассекая ветер своими острыми, как шипы, концами. И у мечети Джамаа Лалла-Аза минарет тоже необычной для Алжира пирамидальной формы. На улицах — широких, длинных и шумных — чувствуется жизнь административного центра. Около префектуры толпится народ, на торговой площади, окруженной традиционными арками, раскинулся грандиозный базар сушеных варанов и «роз Сахары». Некоторые камни, по метру в высоту, буквально не сдвинуть с места. Население оживленное, приветливое.
Последние годы в Уаргле разместилась комплексная группа по изучению и поискам воды в департаменте Оазис. Среди сотрудников группы немало советских специалистов — топографов, почвоведов, гидрологов, бурильщиков, приехавших сюда по просьбе алжирского правительства. Их труд вызывает у местного населения почти суеверное любопытство. Очевидцы рассказывают, с каким усердием молятся, танцуют и исполняют всевозможные древние обряды кочевники, желая облегчить работу нашим специалистам. А значение для них той минуты, когда с глубины 1000–2000 метров показывается вода, можно уподобить разве лишь воскресению Атлантиды.
На фоне неба вырисовываются странные очертания одного из зданий. Это Сахарский Музей — самый большой в пустыне. Построен в 1936 году. В музее два отдела — Сахара старая и Сахара новая. Здесь можно подробно ознакомиться с бытом и нравами обитателей пустыни, с их шатрами, одеждой, украшениями, образцами знаменитой сахарской наскальной живописи из Тассили д’Анжер. Я лично до знаменитых фресок Тассили не добралась и страстно завидовала своему соотечественнику корреспонденту «Правды» Ю. В. Потемкину, вокруг которого уже сложились легенды — о том, как он прошел 80 километров пешком, чтобы попасть в какую-то отдаленную пещеру. Многие экспонаты музея посвящены Седрате времен хариджитов. В современном отделе подробно, в макетах, диаграммах и фотографиях, представлены месторождения полезных ископаемых, нефти и газа, результаты добычи, проекты дальнейших разработок. Снимать здесь не возбраняется. Человек с кино- и фотопринадлежностями вызывает нечто вроде уважения.
Музей еще не избалован вниманием, лишь совсем недавно был отпечатан на ротапринте крошечным тиражом первый путеводитель по музею.
Ночь в Сахаре наступает мгновенно. Вот, кажется, только что небо было синим и солнце алело в дали горизонта, как внезапно на все вокруг начинают ложиться большие оранжевые пятна, и острые пики, завершающие архитектурный силуэт музея, вонзаются в небо. И посреди этой нарастающей темноты и тишины, в самом сердце Сахары, вдруг скрещиваются, смешиваясь в мирном единстве, звуки различных народов и стран. «Аль-хамду-лилла!» («Хвала Аллаху!») — гремит с минарета, «J’ai quitté mon pays» («Я покинул свою страну»), — доносится из какого-то дома печальный голос французского певца. «Песня слышится и не слышится в эти лунные вечера», — уж совсем неожиданно прозвучало на закате.
Яркая оранжевая шапка прикрывает небо и темнеющую желтизну пустыни. А небольшие облачка приобретают жгуче-черный цвет. У горизонта, словно прощальный взмах платком, возникает широкая красная полоса, и не успевает она исчезнуть, как над самой головой вспыхивает месяц и около него — звездочка. Остренькие уголки месяца тянутся к ней, словно пытаясь обнять, точь-в-точь как на государственном флаге Алжира. А затем настолько быстро здесь и там загораются остальные звезды, что кажется, будто они поднимаются из бесконечной дали пустыни и неведомой силой забрасываются высоко вверх, в неудержимо чернеющее небо, для того чтобы разбить этот беспредельный мрак и осветить пустыню своим призрачным светом. Потому что еще секунда — и исчезнут последние блики и станет трудно понять, где же кончается песок и где начинается небо. Завоют шакалы. Великая пустыня готовится ко сну…