Здесь начинается Африка

На середине небольшой площади в центре бывшей улицы Изли с 1852 года стоял памятник одному из завоевателей Алжира — маршалу Бюжо. Теперь он по праву уступил место национальному герою Алжира Абд аль-Кадиру. Правда, использовав формы прежнего громоздкого постамента, современные скульпторы не соотнесли с ним пропорций скачущего на лошади изящного Абд аль-Кадира, отчего весь памятник в целом много потерял в своей художественной выразительности.

Если французы в свое время превратили ряд мечетей в католические церкви, то теперь происходит обратный процесс. Поскольку французское население города уменьшилось настолько, что не заполняет во время мессы даже центральных соборов, некоторые католические церкви перестраиваются в мечети (например, Сан-Бонавентура) или закрываются вовсе.

Первостепенное значение в культовой архитектуре заняла новая мечеть — Аль-Биар, расположенная в верхнем районе города на площади Кеннеди. В сущности эта мечеть окружила всю площадь, гармонично включив в свой архитектурный ансамбль и некоторые административные здания. Построена она в форме буквы «П», середину ее занимает сквер с высокими платанами и пальмами. Высокое здание мечети с большим свободным двором, окруженным аркадой на тоненьких колоннах, просторно и нарядно.

Внимание к культовой архитектуре не должно удивлять. В стране властвует еще немало вековых традиций. И прежде всего это относится к религиозным обрядам. Особенно тщательно соблюдается пост рамадан, являющийся важной составной частью мусульманского культа. Для арабских служащих, для студентов это катастрофически тяжелое время. Ведь религия предписывает не есть, не пить, не курить, не купаться в этот месяц с момента восхода солнца и до того часа, когда «глаз не сможет отличить белую нитку от красной». А это значит, что верующий обречен голодать весь день. Когда этот обряд впервые возник у древних арабов, стояла жара («рамадан» по-арабски значит именно «жара»), и отказ от пищи был мерой весьма целесообразной и естественной даже с точки зрения гигиены и медицины. Но мусульманский календарь — лунный, он подвижен, и его год на И дней меньше года солнечного календаря. Поэтому как пост, так и все праздники каждый год отмечаются на 11 дней раньше, чем в предыдущем году. При мне рамадан пришелся на декабрь — самый холодный и пасмурный месяц Магриба. Непрекращающийся атлантический ливень закрывает весь город и его окрестности серо-голубоватой дымкой. И в ней неясными очертаниями двигаются истощенные фигуры местных жителей. Мрачное зрелище! Студенты на занятиях падают в обморок. Служащие не выходят на работу. Рабочие в изнеможении лежат на скамьях или на земле у входа в порт. Стихает шум, в другое время громкий и неумолчный в этом большом южном городе.

Я наблюдала, как многие европейцы с молчаливым пониманием и сочувствием не курят в эти дни на улицах, не едят открыто, а когда заходит солнце и по всему городу раздается странный звон, возвещающий о конце поста, освобождают места в ресторанах и кафе. Этого часа здесь ждут весь день. Уже задолго до него в кафе собираются толпы арабов, рассматривают меню, заказывают блюда. И ждут… Терпеливо, бесстрастно ждут своего часа. А когда этот час пробил (или в данном случае — прозвенел), на обычно людных улицах едва ли скоро встретишь арабов. Они едят…

Помимо рамадана у мусульман бывает еще много постов, связанных с началом или окончанием какого-либо важного дела, с определенными числами, днями недели, — европейцу разобраться во всем этом трудно. Ожидание еды и приготовление к ней в еще большем масштабе наблюдается в последний день рамадана, праздник Аид ас-Сегир и в праздник Жертвоприношения — Аид аль-Кебир, — в исламе этот день связан с библейской легендой о пророке Аврааме (в мусульманской транскрипции — Ибрахиме), который собирался принести в жертву богу своего сына, но бог, как известно, довольствовался барашком. За это теперь каждый мусульманин должен приносить жертву — во искупление грехов. Существует даже точная «такса»: грех одного человека стоит одного барана, грех семи человек требует уже быка, а грех десяти человек стоит жизни верблюду. Но алжирцы, видимо не считая себя многогрешными, ограничиваются мелким рогатым скотом. И вот по улицам городов, предместий, дуаров ведут коз и баранов, больших и маленьких, послушных и упирающихся, откормленных и худых, старых или же совсем трогательных малышей — козлят и ягнят. Кому что досталось! Ведут в дома и хижины, в загоны и на лестничные клетки. В городе это особенно заметно, потому что в больших домах не предусмотрено сараев для скота, и их пасут на… балконах. Веселое «бе-е-е» дрожит над городом. А потом начинает рекою литься кровь безвинных животных. Признаться, этого зрелища мои нервы не выдерживали, и я просто не выходила на улицу.