Здесь начинается Африка

Для самого Селима ат-Тойми его просьба обернулась трагически: он был убит в собственной резиденции Аруджем Барбароссой. Но и сам Арудж вскоре после этого, в 1518 году, погиб в битве под Тлемсеном. Несмотря на то что голову его, насаженную на пику, специально показывали местному населению и даже отвезли в Испанию, никто в его смерть не верил и одно лишь воспоминание о нем заставляло всех дрожать от ужаса. Регентом Алжира и вассалом турецкого султана объявил себя Хайр ад-Дин Барбаросса (годы правления 1518–1540). Султан прислал ему мощную артиллерию и многочисленную армию янычар — солдат, воспитанных в духе религиозного фанатизма и служивших опорой султана во всех дворцовых переворотах. Казармы янычар простерлись вдоль всего берега. Современное предместье Алжира Мэзон-Каре, находящееся в 12 километрах от города, возникло на месте бывшего турецкого форта Бордж эль-Кантара. Из шести казарм, существовавших в черте города во времена турок, сохранились две, построенные в 1627 и 1637 годах андалусским архитектором Мусой и его сыном Али. До сих пор эти громоздкие здания с непомерно толстыми стенами служат в качестве складов и административных помещений порта.

Совет капитанов корсаров, так называемых раисов, не только выбирал, свергал и убивал по своему усмотрению деев, но и постепенно ограничил власть Османской империи. К концу XVII века страна превратилась в фактически независимое феодальное государство, состоявшее из четырех провинций — бейликов, находившихся под властью беев. Сам алжирский дей напоминал скорее пленника, чем феодального властителя. Испанский историк Хуан Кано характеризует его положение так: «Богатый человек, не имеющий права распоряжаться своим богатством, отец, лишенный детей, муж без жен, деспот без свободы, король рабов и раб своих подданных».

Город, население которого в XVI веке превысило 80 тыс. человек[3], быстро завоевал себе славу логова пиратов и корсаров. Впрочем, понятие «средиземноморские пираты» в это время было достаточно обширно, ибо к ним могут быть по праву причислены и многие европейские магнаты. Однако братья Барбаросса и их последователи откровенно сделали пиратство своей основной профессией. Нападения на торговые суда от Эгейского моря до Исландии, набеги на средиземноморские острова и побережье были повседневным, будничным занятием для раисов. Морской разбой стал официальной политикой государства, залогом его экономического процветания. Пиратская добыча составляла наибольшую часть доходов деев, раисов и владельцев гребных и парусных судов. Один из первых алжирских пленников, Диего де Хаэдо, оставивший ценнейшие документы о быте и нравах пиратского города, называет Аль-Джазаир того времени «чудищем и страшилищем средиземноморских берегов, гаванью всех морских разбойников, логовом и прибежищем грабителей».

Средиземноморские пираты с давних времен были популярными персонажами мировой приключенческой литературы. Феликс Дан, автор книги «История Берберии и ее корсаров», написанной в 1637 году, одним из первых живо представил европейским читателям и город, и пиратов, «появлявшихся на верхней палубе с засученными рукавами и горланящих изо всех сил для того, чтобы внушать ужас всем, кто их слышит».

Закрытая бухта обеспечила неприступность города: одиннадцать раз пытались взять его с моря, и каждый раз безуспешно. Даже французы, осаждавшие порт в течение трех лет, вошли в 1830 году в город с юга, с суши. Но перестройку города они также начали с гавани. Прибрежные кварталы Алжира были ими сразу же снесены для более свободного доступа к морю. Столица французской колонии потребовала морской базы не менее значительной, чем Тулон или Марсель, между тем как в гавани старого Аль-Джазаира могло разместиться не более 60 судов в 300–400 тонн. Поэтому французы не только укрепили мол, сделанный при Хайр ад-Дине, но уже в 1839 году достроили его с севера более чем на 100 метров. Вот как, например, описывает свой приезд в Алжир русский моряк Н. Рать-ков, посетивший город в 1857 году: «Подходя к Алжиру и смотря на наши карты, я ожидал увидеть рейд, открытый со всех сторон, а на самом деле рейд закрыт. В последние десять лет рейд обнесен кругом молой, которой, однако ж, дано невыгодное направление. Одна ветвь молы вогнута внутрь рейда, другая состоит из ломаной линии в два колена. Входные ворота между этими двумя ветвями молы очень широки, и, при дурном расположении самой молы, рейд недостаточно закрыт от волнения, так что здесь бывает большая зыбь при всех восточных ветрах и вообще после всех свежих ветров…»