Пекинес быстрым язычком облизнул нос. Но когда Линда опустила его, он мирно уселся у её ног, точно несколько мгновений назад и не рвался в яростном порыве сразиться с извечным врагом всех собак.
Ник достал свои съестные припасы.
— Хлеб! — миссис Клапп открыла мешок и с наслаждением принюхалась. — Свежий хлеб! Господи, я уже совсем забыла его запах!
Ник поставил мотоцикл на подножку и теперь стоял в сторонке, переводя взгляд с пилота на Джин, а с девушки на Страуда в форме уполномоченного гражданской обороны. Кроккеру, если только Ник не ошибался, было чуть больше двадцати лет, а Джин — и того меньше. Им совершенно
— Тебя что-то беспокоит, мой мальчик? — обратился к Нику викарий, и тот, не раздумывая, храбро выпалил свой вопрос:
— Скажите, пожалуйста, сэр… сколько времени вы уже здесь находитесь?
Викарий устало улыбнулся.
— Боюсь, я вряд ли смогу на это ответить. Мы пытались вести запись дней в самом начале, но после того, как нас поймали и перевезли сюда… — он пожал плечами. — Однако если считать по временам года, я бы сказал, около четырёх лет. Тот воздушный налёт на Минтон Парву произошёл вечером двадцать четвёртого июля тысяча девятьсот сорок второго года. Я думаю, все мы хорошо запомнили это. Мы прятались в церковной часовне. Миссис Клапп — моя домохозяйка… то есть была ею. Леди Диана пришла, чтобы поговорить со мной относительно выделенных для госпиталя средств. Джин и Барри шли на вокзал к поезду — возвращались домой из увольнения. А Страуд пришёл проверить наши запасы продовольствия. Тут раздался сигнал воздушной тревоги, и мы все спустились в часовню. Затем раздался тот звук… честно признаюсь, Шоу, мы все поверили, что это конец. А потом… каким-то образом вдруг не стало ни церкви, ни даже той Англии, которую мы знали…
Он несколько секунд помолчал в нерешительности. Его уставшие, но проницательные глаза следили за лицом Ника. Теперь выражение на лице викария изменилось.
— Ты что-то знаешь, разве не так, мой мальчик? Что-то гложет тебя. Что?
— Время, сэр. Вы говорите, что пробыли здесь около четырёх лет. Но сегодня… там… двадцать первое июля тысяча девятьсот семьдесят второго года.
Он ожидал, что викарий усомнится в его словах — слишком уж его утверждение казалось невероятным, — если только Хэдлетт сказал правду. А Ник был в этом уверен.
— Двадцать первое июля тысяча девятьсот семьдесят второго года, — медленно повторил викарий. — Нет, мой мальчик, я верю тебе, хотя ты не очень-то надеялся на это — твои слова вполне похожи на правду, об этом говорится и в старых сказках. Однако… тысяча девятьсот семьдесят второй год… тридцать лет… Что произошло у вас… за тридцать лет?
— Что за тридцать лет?.. — встрял в разговор Кроккер. До сих пор он был больше занят мотоциклом, чем содержанием их беседы, но теперь настороженно поглядел на Хэдлетта. — Какие ещё тридцать лет.
— Скажи ему, из какого ты года, — обратился викарий к Нику, словно то, что это скажет мальчик, произведёт более глубокое впечатление.
— Мы прибыли из… двадцать первого июля тысяча девятьсот семьдесят второго года, — повторил Ник. Сам-то Хэдлетт поверил в это безоговорочно, но вот как отнесутся остальные к такому потрясающему факту?
— Двадцать первое июля тысяча девятьсот семьдесят второго года, — ошарашенно повторил пилот. — Но… это же невозможно… святой отец, сейчас примерно тысяча девятьсот сорок шестой год, если только мы не ошибаемся, нельзя же прожить тридцать лет и не заметить этого.
Теперь в их спор вмешалась Леди Диана.
— Адриан, значит, и тут вы были правы. Это похоже на старые сказки, не так ли? Тридцать лет… — она поглядела куда-то мимо них, туда, где вода пенилась вокруг камней у берега неспешно текущей реки. — Восемьдесят пять… но я же не такая старая, мне не больше…
— И об этом, Диана, тоже говорится в древних сказках, — ответил викарий.
— Нет! — запротестовал Кроккер. — Этот паренёк нам вешает лапшу на уши, он, наверное, один из
— Эй… Что тут происходит? — к ним приблизился Страуд. — При чём здесь
Обернувшись к уполномоченному гражданской обороны, Кроккер выпалил свои обвинения с нескрываемой яростью:
— Мы привели сюда этих двоих и следом явятся
— Ну, будет тебе, — Страуд опустил руку на плечо Кроккера. — Придержи язык, Барри. Разве у них такой же запах, как у Герольда? И разве эти летающие дьяволы хоть раз использовали приманку? Они же просто пикируют и хватают всё без всяких выкрутасов. Ладно, так ты говоришь, вы из тысяча девятьсот семьдесят второго года… а что с войной?
Громкий голос Страуда привлёк внимание всех остальных. Англичане окружили Ника. В глазах их светилось ожидание, и только Кроккера всё ещё излучал враждебность.