Здесь обитают призраки

Мэдж села рядом, обняла его за плечи, и это, похоже, его утешило. Он ведь, подумала я, знает Мэдж всю жизнь. Я подошла к раковине, вставила затычку и повернула кран, затем отправилась в буфетную за чистой тряпкой. Я отыскала ее без особого труда, вернулась в кухню, выключила воду и сунула тряпку в наполнившуюся раковину, на самое дно, — хотела намочить ткань и протереть Юстасу коленку свежей холодной водою. Я погрузила руки в воду по самые запястья, и любопытное свое ощущение помню по сей день. На миг, на какую-то долю секунды я постигла, что дела идут не так, как полагается, происходит нечто странное, вода не так холодна, как я ожидала. Однако мысль эта владела мною лишь малую долю тысячной доли секунды, а затем я завопила ужасным голосом, выдернула руки из воды и упала навзничь, задрав ошпаренные ладони, — кожа уже алела и вот-вот покроется волдырями, ногти совершенно побелели. В раковине был кипяток; пока я готовилась промыть Юстасу царапину, кран, прежде исторгавший только ледяную воду, наполнил раковину кипятком, что едва не сжег мне кожу начисто. Я закричала, упала и, устрашенная собственными воплями, взглянула на детей — Изабелла зажимала уши руками, Юстас таращился на меня, распахнув глаза и рот, а Мэдж уже вскакивала и бежала на помощь.

И все же, хотя меня раздирала мучительная боль, хотя я прекрасно понимала, что в ближайшие часы и дни она лишь обострится, некая крошечная область моего мозга отстранилась от ужасных страданий, вновь и вновь повторяя реплику Юстаса, простую его фразу, и размышляя, что именно мальчик хотел сказать.

Меня старик удивил, я его прежде не встречал снаружи.

Глава шестнадцатая

Нам всем, и мне, и детям, необходимо на денек уехать из Годлина, решила я. Я задыхалась под бременем бесчисленных тайн, кои обитатели деревни скрывали от меня, проговариваясь, только если надавить. Теперь я вполне уразумела, отчего предыдущая гувернантка, мисс Беннет, ища себе замену, прибегла к закулисной методе. Надо полагать, она тоже узнала о судьбе четырех своих злополучных предшественниц и более не смогла здесь оставаться. Неизвестно, выпадало ли на ее долю столько же «несчастных случаев», сколько свалилось на меня. В самые низменные минуты я подумывала последовать ее примеру: отослать объявление в газету, притвориться хозяйкою дома, указав лишь инициал взамен имени, данного при крещении, и найти ту, кто избавит меня от этого груза. Вовсе не исключено, что немало молодых женщин в этом мире добиваются перемены своих обстоятельств. Если удача мне улыбнется, я, как и мисс Беннет, смогу убраться из Годлина уже через неделю.

Одно лишь останавливало меня — дети. Говоря точнее, Юстас. С самого прибытия, обнаружив, что отпрыски семейства Уэстерли совершенно всеми оставлены, я сочла себя обязанной о них заботиться. Чем ближе знакомились мы, тем более моя ответственность росла, а к Юстасу я прониклась чем-то похожим на любовь, ибо он был прелестным ребенком, легко дарил меня улыбкой или не по годам проницательным замечанием, положительно тревожился, наблюдая все, что творилось вокруг, и постигая происходящее не лучше меня. Изабелла — случай посложнее. Она была со мною дружелюбна, неизменно вежлива, но откровенно мне не доверяла. Она никогда не поднимала забрала — быть может, прежде ей доводилось ослаблять бдительность и ее постигло разочарование, — и с нею я сблизилась не так, как с ее братом. По каковой причине между нами подчас пробегала кошка.

В такие минуты я размышляла, сколь иначе сложилась бы моя жизнь, не умри во младенчестве моя сестра Мэри. Быть может, это стремление опекать детей, не только Уэстерли, но и маленьких девочек, доверенных мне в Святой Елизавете, — следствие потери сестры, даже не успевшей узнать о моем существовании? Я гнала от себя эту мысль, но она поселилась в недрах моего существа. Шепот душевной моей нужды звучал неумолчно.

Руки заживали, и спустя неделю миссис Ливермор — очевидно, отныне ее надлежало звать сиделкой Ливермор — помогла мне снять плотные бинты, наложенные доктором Токсли. Глядя, как разматывается марля, в сердце своем я трепетала, страшась того, что вот-вот откроется взору. Я наблюдала за лицом миссис Ливермор, и, хотя она тщилась сохранить невозмутимость, гримаса исказила ее черты, — гримаса, давшая мне понять, что, хотя сиделке и выпадали в жизни малоприятные зрелища, руки мои не уступают худшим из них.

— Ну как? — спросила я, боясь взглянуть сама, однако деликатностью сиделка не отличалась.

— Глаза-то и свои есть, мадама, — проворчала она. — Сама и глянь.