Здесь обитают призраки

— Элайза! — воскликнул он, прижимая мою голову к груди, и даже посреди боли и мучений меня обуял умопомрачительный восторг этого объятия. — Бедная моя девочка! Опять, опять! — внезапно возопил он, и я поняла, что ужасная картина, представшая его взору, напомнила ему ту страшную ночь, когда он прибыл в Годлин-холл и узрел труп мисс Томлин и изувеченное тело своего друга Джеймса Уэстерли.

— Глядите! — закричала Мэдж, указуя на дом, и мы увидели, как в граде камней целиком рушится стена, а под весом двух противоборствующих призраков бьются окна первого этажа. — Дом! — крикнула она. — Он сейчас рухнет!

Отчаянный вопль сорвался с моих губ, едва я вспомнила, что Изабелла и Юстас остались внутри. Я вырвалась из объятий мистера Рейзена и бросилась к двери; он окликал меня, умоляя вернуться. Все тело болело, я боялась вообразить, как оно изувечено, но собралась с духом, взбежала по лестнице на второй этаж и помчалась к детским спальням.

Комната Изабеллы располагалась ближе, но Изабеллы я не нашла и ринулась к Юстасу, надеясь найти там и его сестру. Однако Юстас был один — сидел на постели, и слезы ужаса катились у него по щекам.

— Что случилось? — спросил он. — Почему она не уходит?

Ответа у меня не было. Я подхватила его на руки, крепко прижала к себе, спустилась по лестнице и выбежала на двор. Алекс Токсли забрал у меня Юстаса и уложил на траву, дабы осмотреть, а его жена, Хеклинг и мистер Рейзен, задрав лица, наблюдали за битвой в вышине, за двумя незримыми телами, что сражались, ломая стены Годлин-холла, выбивая окна и вырывая камни.

— Что это? — вскричал мистер Рейзен. — Что это такое?

— Мне надо вернуться, — сказала я Мэдж. — Изабелла еще где-то внутри.

— Вон она, — сказал Хеклинг, указав наверх, и лица наши разом обратились к вершине дома, к открытой взорам спальне мистера Уэстерли. Я ахнула. Камни летели все гуще; комната соскальзывала вбок. Она вот-вот упадет. Изабелла стояла подле отцовской постели — она обернулась к нам, потом легла и тесно прижалась к отцу. Спустя мгновенье стены и полы надломились и левое крыло дома обрушилось совсем. Все, что мы в силах были разглядеть, — комната мистера Уэстерли, ниже моя разгромленная спальня, сам мистер Уэстерли и Изабелла — низверглось в туче камня, мебели и дыма, рухнуло на землю с ужасным содроганием, со страшной скоростью и грохотом, и я тотчас поняла, что мистеру Уэстерли наконец дозволено было умереть, однако моя воспитанница Изабелла, Изабелла, о коей мне доверили заботиться, тоже погибла.

Эта мысль мелькнула и пропала, ибо, едва дом обрушился, стены исторгли необычайно яркий свет, белый-белый, какого я в жизни не видела, и на долю секунды, в кою не успеешь и моргнуть, я узрела папеньку и Сантину Уэстерли, схлестнувшихся в смертельной битве, а потом тело Сантины разорвалось, разлетелось на миллион осколков света, и мы ахнули и отвели ослепшие на миг глаза. Когда мы взглянули вновь, все утихло. Полдома лежало в руинах, и фурии более не бушевали на первом этаже.

Сантина Уэстерли исчезла. Это я понимала. Страх оставил меня. Муж Сантины избавлен от мучений, и она тоже ушла; ответить, куда именно ушла она, не под силу ни единому человеку.

Я взглянула на Хеклинга и мистера Рейзена, на Токсли, на милого моего Юстаса, а они взирали на меня, лишившись дара речи, не постигая, что возможно сказать, как объяснить произошедшее. Невероятная боль нахлынула на меня, все мои раны, вся кровь обрели подлинность, и я отошла в сторонку, на лужайку, и легла, без слов, без слез, готовая оставить свою жизнь и перейти в мир иной.

Я лежала, голоса друзей звучали в ушах все глуше, веки мои уже опускались, и тогда чье-то тело обняло меня, большие сильные руки, что я знала всю жизнь и полтора месяца оплакивала. Я почувствовала, как они обняли меня со спины, вокруг витал аромат корицы, и папенькина голова прижалась к моей, его губы коснулись моей щеки, и он долго-долго прижимался к ней губами, баюкая меня, тем самым говоря мне, что любит меня, что я сильная, что я переживу и это, и многое другое, и я нежилась в любезном этом объятии, зная, что это в последний раз. Постепенно оно слабело, руки отпустили меня, губы отодвинулись от моего лица, а тепло его тела сменилось ночным холодом, и папенька оставил меня навеки, в конце концов отбыв в блаженный край, откуда никому нет возврата.

Глава двадцать четвертая

Похороны состоялись три дня спустя.

Юстас погрузился в молчание, бродил за мною по пятам, однако ни слова не произносил. Если я выходила из комнаты, он под дверью ждал моего возвращения, точно верный щенок, а спать желал только вместе со мною. Мистер и миссис Рейзен предлагали забрать его к себе, а Токсли пригласили меня поселиться в комнате для гостей; на последнее я с благодарностью согласилась, но Юстас ясно дал понять, что отпускать меня от себя не намерен, и оба мы обосновались в доме Мэдж Токсли, а она изо всех сил старалась рассеять наш сердечный мрак.