Андрес Насарио поехал к Гошгариану, уверенный, что получит хороший нагоняй. Но выхода не было. Нужно стерпеть. Если он и научился чему-то за свою полную приключений жизнь, то это умению терпеливо сносить оскорбления и измывательства. Такое поведение, не слишком красящее мужчину, позволяло ему жить дольше и лучше, как мудро советует журнал "Ридер’с Дайджест". Об этом прекрасно знали некоторые из его приближенных, находившиеся у него в подчинении еще в то время, когда он представлял собой карикатуру на партизана в горах Эскамбрая. Тогда Насарио считал, что идет игра в "революцию", которая на деле будет означать новую дележку национальных богатств. Он спустился с гор в оливково-зеленой форме. Седая борода, хотя и коротенькая и клочковатая, придавала ему вид повстанца. Но однажды на профсоюзном собрании из зала раздались в его адрес выкрики: "Ловкач! Вор! Лжец!" Волку не стать овцой — никакой парик не поможет. В народе узнали его, несмотря на маскарад, и обвиняющий перст следовал за ним повсюду. Поэтому в один прекрасный день, убежденный в своем историческом предназначении, он отправился в Майами. Но и здесь ему пришлось не раз терпеливо сносить "нападки". Люди, у которых всегда есть про запас что-нибудь злое на языке, постоянно ставили под сомнение его патриотизм, честность, благопристойность и отзывчивость. Горлопаны, ищущие, куда побольнее ударить. Например, на Севере был один такой случай. Это произошло в апреле 1970 года в Нью-Джерси. Насарио выступал на митинге. Это была незабываемая кампания. Спекулируя на рейде на Кубу Висенте Мендеса, Насарио взывал к "крайнему самопожертвованию", чтобы якобы финансировать закупку оружия и снаряжения, необходимых для отправки последующих групп. В самых резких выражениях обрушился он на тех, кто отказывался участвовать в сборе средств. Насарио знал, что Висенте Мендес был убит при попытке высадиться на Кубу. Тем не менее живой герой Мендес был для него полезнее, чем павший Мендес, и он использовал его имя в своих целях:
— Что значат несколько долларов, когда есть кубинцы, которые рискуют жизнью в горах своей Родины, и многие готовы отправиться за ними вслед! Что значит пойти на денежные жертвы, если есть люди, которые работают день и ночь для освобождения Родины!
Кто-то из кубинцев попросил слова:
— Я согласен, целиком согласен с вами. Все мы, кубинцы, должны пойти на крайние жертвы. Я готов к этому.
По рядам прокатился шумок, и зал замер в ожидании дальнейшего.
— Мне приходится много работать, — продолжал оратор, придавая своим словам несколько драматический оттенок, — как и всякому другому здесь, в Нью-Йорке. Я зарабатываю в неделю сто двадцать пять долларов. Это совсем немного при нынешней дороговизне. Их едва хватает, чтобы свести концы с концами, но все же это кое-что, и я разделяю призыв Насарио. Мы должны идти на крайние жертвы, и я готов начиная с этого дня отдавать половину зарплаты на дело борьбы, какой бы долгой она ни была…
Зал взорвался громом аплодисментов. Напрасно Андрес Насарио призывал всех к спокойствию, чтобы продолжить митинг. Слишком волнующим было сделанное заявление.
— Тише, пожалуйста, я хочу сказать… Этот человек, этот кубинец… Его самоотверженность, его патриотизм наполняют мое сердце надеждой… Именно такие люди построят новую Кубу… Я хочу обнять его от имени…
— Одну минуточку! — прервал его оратор. — Мне не дали закончить.
Насарио вновь попросил тишины. Человек на трибуне приковал к себе всеобщее внимание. Все затихли, ожидая, что он добавив к своему обещанию что-то еще более сенсационное. Насарио даже повернул голову, чтобы лучше слышать ласкающие слух слова. Его распирало от самодовольства. Митинг действительно стал волнующим событием. Он надеялся, что этот эмоциональный взрыв вызовет поток долларов в худеющую кассу его антикастровского крестового похода. Как хорошо, что он приехал в Нью-Йорк! Жители Севера отвечали на призыв так энергично, может быть, потому, что были богаче, или оттого, что у них не так часто трясли копилкой перед носом. В тот достославный момент Насарио подумал даже о переносе штаб-квартиры "Альфы" поближе к открывшейся золотой жиле. Между тем оратор закончил свое выступление:
— Я буду отдавать, как уже сказал, половину моей зарплаты, пока длится война, но при одном условии, единственном условии: пусть сеньор Андрес Насарио Сархен покажет мне в своей трудовой книжке запись хотя бы об одном дне работы за все годы, что он находится в эмиграции и собирает деньги для подготовки рейдов!
Легко представить, что произошло после этих слов. Журналист из Нью-Джерси сообщил в своей корреспонденции: "Тут Троя вспыхнула пожаром. Люди толкались и били друг друга, летели стулья, началась настоящая потасовка. Сбор средств, конечно, не состоялся".