Здесь покоится Дэниел Тейт

Дэниел Тейт, сын наследницы упаковочной империи. Дэниел Тейт, принц Америки. Дэниел Тейт, мальчик, который исчез.

* * *

Вы-то, наверное, поверили моим россказням – что я какой-то безымянный бродяжка из канадского захолустья? А зря. Я же сразу сказал, что я обманщик. Этот мальчишка – просто одна из множества моих фантазий. Я выдумал его, потому что он-то был тертый калач, он выжил бы там, где мне было не выжить. А еще потому, что даже его страшная жизнь была лучше того, что случилось со мной на самом деле.

* * *

Тот день, когда это случилось, был солнечный. Я шел и катил рядом велосипед: цепь слетела, а я не умел ставить ее на место. Шел домой к отцу: он-то точно знает, что делать. Папа знал все на свете.

Из-за угла вывернул белый фургон и остановился возле меня. Я по наивности даже не испугался. Дверца отъехала, и из тени высунулись руки. Одни схватили меня, втащили в темноту и заткнули рот, когда я попытался кричать. Другие втащили туда же велосипед, не оставив никакого следа того, что я был здесь. Вот и все. Десять секунд – и я исчез, и никто ничего не заметил. Так быстро и незаметно можно похитить человека, даже на залитой солнцем улице в безопасном пригороде.

Они старались заставить меня забыть, кто я такой, и на долгое время им это удалось. Я воображал себе десятки других жизней, пока меня переводили из одной темной комнаты в другую, передавали от одного незнакомца другому. Когда было больно, я закрывал глаза и становился кем-нибудь другим. Я был супергероем в плену у заклятого врага-злодея. Королем инкогнито. Малолетним преступником из маленького, занесенного снегом городишки, бегающим от копов. Кем угодно, только не Дэниелом Тейтом.

* * *

– Я сбежал, – рассказывал я Алисии. – Однажды они забыли запереть дверь, и я выскочил. Я не знал, где я, не знал даже, какой год на дворе.

Глаза Алисии были полны слез, но она сдерживалась.

– Почему ты никому не говорил?

– Я очень многого не помню, – ответил я. – Я долго даже не знал, кто я такой. И…

– И что? – мягко переспросила она.

– Они все могут. – Мои руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки. – Они сильнее полиции. Если они меня найдут, то увезут снова.

Она накрыла мою ладонь своей.

– Этого не случится, – проговорила она с легкомысленной самоуверенностью человека, который понятия не имеет, во что ввязывается.

– Вы не понимаете, – сказал я. – Вы не знаете, что это за люди, какие у них связи. Если я окажусь в какой-нибудь государственной больнице или психиатрической клинике, они меня найдут. Заберут, и я снова исчезну, и во второй раз мне уже от них не уйти.

– Никто тебя никуда не заберет, – бодро сказала она. – Мы пойдем в полицию…

– Нет! – сказал я. – Нельзя им говорить, кто я!

– Придется, – сказала она. – Но тебе нечего бояться. Дэниел, ты должен вернуться домой.

* * *

Алисия отвезла меня все в тот же полицейский участок Коллинвуда, и вскоре мы уже входили в кабинет того самого следователя, что угрожал отправить меня в психиатрическую клинику, – Барсона. Когда мы вошли, от отодвинул от себя недоеденный сэндвич и спросил, что нам нужно.

Я сказал, что я Дэниел Тейт, что меня похитили в Хидден-Хиллз, Калифорния, шесть лет назад. Он смотрел на меня абсолютно непонимающим взглядом, и я не мог его винить. Я и сам понимал, как бредово это звучит.

– Как, говоришь, тебя зовут? – переспросил он, пока его компьютер выходил спящего режима.

– Дэниел Тейт.

Он ввел мое имя в поисковик, и первой же ссылкой тот выдал «Центр помощи пропавшим и пострадавшим детям». Барсон нажал на ссылку, и на экране появилось объявление о пропаже ребенка с теми же данными, что я назвал ему только что. Мое имя, возраст, город, где я пропал. Там же была фотография. Светло-каштановые волосы – чуть светлее, чем у меня теперь, светло-карие глаза, веснушки на носу, острый подбородок. Барсон посмотрел на меня, потом опять на фото.

– А это точно ты? – спросил он. – Сам же говоришь, что почти ничего не помнишь.

– Я помню, кто я. – «Сукин ты сын», – добавил я мысленно.

– Вы с ним не так уж и похожи.

– Да ты что, Фрэнк, – сказала Алисия. – Ему же здесь всего десять лет. Ты же знаешь, как по-разному дети выглядят в десять лет и в шестнадцать.

Барсон подумал, и морщины у него на лице обозначились резче.

– Почему ты раньше не пришел и не заявил?

Тут у Алисии наконец лопнуло терпение, и она всплеснула руками:

– Мальчика держали в плену, он травмирован! Чудо, что он сейчас-то решился заявить!

– Ну-ну, Алисия, не кипятись. Вопросы вполне резонные. – Барсон еще с минуту вглядывался в меня, затем повернул экран компьютера так, чтобы мне не было видно. – Когда ты родился?

На короткий миг у меня перед глазами возник голубой торт и сверкающие на солнце шарики в фольге.

– В ноябре. Шестнадцатого.

– А год?

– Двухтысячный.

Следователь стиснул зубы, поднялся.

– Подождите минутку здесь, – сказал он и вышел из кабинета.

Я повернулся к Алисии.

– Он мне не верит. – Голос у меня дрожал.

– Поверит, – ответила она. – Просто нелегко вот так сразу все это переварить.

«Минутка» плавно перетекла в две, затем в десять. Наконец Барсон просунул голову в дверь кабинета.