Здесь покоится наш верховный повелитель

Арлингтон, Бекингем и Монмут побывали в расположении лагеря Людовика у Хезвика. Голландцу Вильгельму были представлены новые условия договора, но их отвергли столь же решительно, как и прежние.

Вскоре стало известно, что штаты Бранденбург, Люнесбург и Мюнстер, преисполненные желания положить конец завоеваниям католика Людовика, готовы присоединиться к Вильгельму Оранскому в его борьбе против захватчиков. Людовик, обнаружив, что война потребовала огромных расходов, но принесла небольшую выгоду, решил отступить и отвел свои армии обратно, к Парижу, а английским дипломатам ничего больше не оставалось как вернуться в Англию.

Луиза была довольна.

Бекингем потерпел неудачу. Он истратил массу денег – счет за расходы, который он представил, достиг четырех тысяч семисот пятидесяти фунтов и одного пенса, а не привез ничего, кроме насмешек в адрес своей страны.

Его вместе с Арлингтоном народ Англии обвинял в развязывании этой глобальной войны с голландцами.

В Англии не только Луиза решила, что пора положить конец государственной деятельности герцога.

Наконец-то Карл мог гордиться Монмутом. Что бы он ни делал дома, за границей он зарекомендовал себя хорошо.

Карл слушал обстоятельный рассказ о том, как сражался его сын у ворот Брюсселя. Рядом с ним в бой шел капитан Джон Черчилль, и трудно было сказать, кто из этих двух молодых людей – Черчилль или Монмут – проявил большую отвагу.

– …Победить можно было только одним способом, – рассказывал Карлу свидетель боя. – Мы шли строем с саблями в руках на заграждение неприятеля. Был там и господин д'Артаньян со своими мушкетерами, и они проявили себя настоящими храбрецами. Господин д'Артаньян очень старался убедить герцога не рисковать жизнью и не идти во главе своих солдат по тому проходу, но милорд герцог не послушал его совета. Господин д'Артаньян был убит, но герцог вел своих людей с такой отвагой и с таким презрением к смерти, которые редко встречаются. Многие скажут Вашему Величеству, что никогда не видели более отважного и молниеносного боя.

Джемми вернулся домой, пройдя с отрядом в торжественном марше по улицам Лондона до Уайтхоллского дворца, а люди сотнями выходили из домов посмотреть на него.

Он повзрослел, но остался таким же красивым. Лицо его пылало, отчего глаза казались более яркими и блестящими. Женщины, глядящие из окон, бросали Монмуту цветы, и на улицах раздавался крик: «Отважный Джемми возвращается домой с отрядом!»

Это было то, чего он так жаждал. Именно этого признания. Этой славы.

И Карл с некоторой тревогой видел, что люди были вполне готовы признать славу этого мальчика – отчасти потому, что он был красив, отчасти потому, что отважен, но главным образом потому, что герцог Йоркский был католиком, а они поклялись, что на троне Англии никогда не должен снова восседать католик. Джемми казался теперь более серьезным, и Карл надеялся, что его сын осознал, что лучше отказаться от всех его опасных идей.

У Джемми появилась новая любовница, Элионор Нидхэм, совершенно покорившая его. Ему хотелось завести две своры английских гончих в Чарлтоне. У него родился сын, нареченный Карлом, и сам король с герцогом Йоркским были крестными отцами.

Это был гораздо более подходящий для молодого человека образ жизни, думал король. И с любовью смотрел на юного Монмута.

По Англии распространились слухи, что герцог Йоркский вскоре снова женится и для него уже выбрали принцессу Марию-Беатрису, сестру правящего герцога Моденского. Девушка была совсем юной – ей недавно исполнилось четырнадцать лет, – красивой и, казалось, способной иметь детей. Но у нее был единственный недостаток: она была католичкой.

Этот брак доставил Луизе массу волнений. С тех пор как она уехала в Англию, Людовик дал ей три основных задания. Она должна была способствовать союзу с Францией против Голландии, заставить Карла объявить о принятии католической веры, а также устроить брак между герцогом Йоркским и принцессой которую выберет для него Людовик.

Людовик выбрал богатую вдову герцога де Гиза, именовавшуюся до замужества Елизаветой Орлеанской. Она была второй дочерью Гастона, брата Людовика Восьмого. Луиза подчеркнула в разговорах с Карлом и Джеймсом преимущество этого брака, но она была достаточно умна, чтобы понимать, что не должна слишком явно работать на пользу Франции.