Здесь русский дух...

— Проклятые варвары! Чем они нас вчера напоили? — открыв глаза и хватаясь за больную голову, застонал Цуй Чи — грузный маньчжур с круглой, словно шар, головой, главный среди послов. Русским он представился как сподручник военного губернатора, а на самом же деле это был верный человек визиря Палаты наказаний Лань Ма. Именно ему сановник обычно доверял самые важные и трудные дела. Еще не старого и полного сил Цуй Чи не страшили дальние расстояния. Он вообще ничего не боялся, но казацкий мед запомнит надолго…

Сейчас мужчине предстояло сделать, казалось, невозможное: требовалось найти в чужой земле человека, в поимке которого был заинтересован сам император Кан-си, и не просто найти, но и тайно переправить его в Пекин. В крайнем случае — умертвить злодея, если, конечно, не останется иного выхода. В помощь Цуй Чи дали двух опытных людей из тайного дворцового ведомства. Миссию засекретили, и, за исключением их троих и специального посланника Палаты иноземных дел старика Хуан Мина, никого из сопровождавших мужчин людей не посвятили в суть дела. Знали только, что они едут обсудить с русскими некоторые пограничные вопросы, а во избежание лишних подозрений даже составили специальную грамоту, подписанную военным губернатором. Бумага гласила: он, дзяньдзюнь, обеспокоен стягиванием русских к границам империи, и просит немедленно отказаться от этого. В противном случае-де и они, маньчжуры, начнут ставить свои гарнизоны вдоль Амура.

Такую грамоту послы вручили Семену Вишнякову в первый день переговоров, которые решили проводить в сборной избе, так как в ней имелось больше места, чем в приказной. Написали ее на двух языках — латинском и официальном пекинском — гуаньхуа. Его никто в Албазине знать не знал, а просить перевести написанное чужеземцев казаки не решились. Нельзя было демонстрировать маньчжурам свою беспомощность, а заодно и невежество. Короче говоря, без вмешательства Черниговского мог выйти настоящий конфуз.

— Нам нужно время для изучения данного письма, — пришел он на помощь серьезно растерявшемуся приказчику. — Когда подготовимся — тут же вам сообщим. Сейчас отдыхайте. Эй, казак! — позвал Черниговский стоявшего на страже у дверей Мишку Ворона. — Давайте, свозите с ребятами наших гостей в монастырь. Пусть попьют с монахами чайку, а то, может, те и бражкой их угостят.

— Слушаюсь, дядька Никифор! — тут же откликнулся молодой казак. — Хотя можно попробовать и на медведя их взять… Я слыхал, Ефим-то наш медведя под колодой отыскал, а завтра в тайгу за ним собрался…

— Мда… Верига — знатный берложник, — задумался Никифор. — Только рисковать гостями мы не станем. Вдруг косолапый их убьет? Тут же в Пекине решат, что мы нарочно. Лучше побережем азиатов.

Эх, знать бы Никифору, с кем он имеет дело, а то ведь, не ведая того, сам пустил волков в овчарню. Бедный Ян Лун! Он думал, у русских будет в безопасности, а тут… Нет, не зря императора называют длинноруким.

Однако пока ничего не омрачало жизнь беглеца. Даже когда он увидел маньчжурских посланников, прибывших в монастырь в сопровождении казаков, не очень-то испугался. Особенно узнав, что это всего лишь сторонние люди, которых интересуют исключительно пограничные дела.

Другое дело — Цуй Чи. Среди встречавших их монахов он вдруг заметил молодого человека азиатской наружности, одетого в традиционный халат, и несказанно обрадовался. Вдруг это именно тот, кого они ищут? Тут еще ему невольно помог старец.

— Чего переводчик такой бестолковый? Неужели в вашем отечестве не нашлось другого? — поморщился он, когда в беседе за обеденным столом, накрытом в честь нежданных гостей в его келье, маленький желтолицый азиат, переводивший речи мужчин, несколько раз не смог донести до маньчжур мысль. — Приведите сюда нашего Ваньку! — распорядился он.

Когда в дверях появился Ян Лу, Цуй Чи велел своему переводчику осторожно спросить старика, кто этот молодой мужчина, давно ли живет в монастыре. Старец, не чувствуя в словах гостя скрытого умысла, ответил, что тот появился у них недавно, но уже успел удивить всех не только своим прилежанием, но еще и знанием великого множества языков. Эти слова еще больше утвердили Цуй Чи в его несказанном везении. Азиат имел представление о воспитании беглого преступника в папской коллегии, где ее питомцев учили языкам.

— Не говорил ли человек, откуда он родом? — чтобы отбросить последние сомнения, снова обращается Цуй Чи к старцу.

— Мы его сейчас самого и спросим, — произнес Гермоген. — Вань, поди-ка сюда!.. Тут вот интересуются, откуда ты родом… — добавил старец.

Услышав подобные вопросы, Ян Лун побледнел, но для конспирации покорно поплелся к столу.

— Садись, — велел ему старец, указывая на место рядом с собой. Тот снова безропотно подчинился. — Налейте-ка ему чайку, — обратился Гермоген к стоящим за его спиной монашкам. — Ты пока удовлетвори любопытство нашего гостя и скажи ему, кто ты да откуда.