Читаем Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции полностью

Время для своего появления на свет выбрал будущий художник не лучшее — то был год не календарного, а подлинного начала безжалостного XX века, год 1914-й.

Матушка будущего художника, вторая жена барона де Сталя, баронесса Любовь Владимировна (рожденная Бередникова), была женщина многих талантов, занималась живописью и прекрасно играла на фортепьянах. Но все уже было не ко времени — и фортепьяно, и живопись, и деторождение: за кровопролитной войной грянули русская революция и большевистский путч. Генерал успел в 1919 году с семьей уехать в Польшу — избежал виселицы, но не смерти. Умер год или два спустя, а за ним следом еще через два года где-то близ Данцига скончалась от рака и генеральша Любовь Владимировна, совсем еще не старая женщина.

Восьми лет от роду Николай (так что и Николаем и Колей больше звать его было некому, а только Никола) и две его сестрички остались круглыми сиротами. Но тут им, не в пример несчетным тысячам тогдашних русских сирот, повезло. Подруга покойной матери, княгиня Людмила Ивановна Любимова, обещавшая позаботиться о детях, пристроила их в замечательную семью, жившую на окраине Брюсселя, в семью богатого и щедрого инженера Эмманюэля Фрисеро и его супруги Шарлотты. Кстати, называют его и иначе — Фрицеро или, на итальянский манер, Фричеро. Он был бельгийцем, но часто его называют «выходцем из России», хотя в средиземноморской Ницце, которую редкий французский художник минул в своих странствиях, вам непременно объяснят, что на самом-то деле Фрисеро — выходцы из Ниццы времен Королевства Сардинии. Если согласитесь слушать, вам расскажут удивительную историю, в которой и Ницца, и живопись, и сексуальная жизнь русского двора, и франко-русские связи будут играть первостепенную роль. Расскажут, что жил в благословенном XIX веке в итальянской Ницце славный художник Жозеф Фрисеро (совсем недавно Вашингтонскую улицу в Ницце, что идет к морю от улицы Данте и кафе «Вашингтон», переименовали в улицу Фрисеро, потому что Вашингтон, он французам кто? Можно сказать, никто. А Фрисеро — он наверняка привлек в этот курортный город почтенную клиентуру высочайшего звания).


Никола де Сталь в расцвете сил, здоровья и славы — в последние месяцы жизни


Жозеф Фрисеро писал портреты, на которых заказчики сами себе очень нравились, а один из них, молодой князь Гагарин (сын того самого Ивана Гагарина, что был секретарем русского посольства в Париже и перешел в католическую веру), тот и вовсе воспылал к художнику дружескими чувствами и уговорил его двинуться на завоевание Петербурга. Через Константинополь, Киев и Москву добрался отважный художник в Петербург и был ласково принят русским императором, который ему даже ателье разрешил устроить в самом что ни на есть Зимнем дворце. Тут-то Фрисеро и начал рисовать всех этих сиятельных людей, всех подряд. А еще он давал избранным особам, близким к императору, уроки рисования, которые тоже пользовались успехом.

Среди учениц Фрисеро выделялась своей экзотической и, как непременно уточнил бы французский рассказчик, чисто славянской красотой юная Жозефина (Юзечка) Кобервейн, дочь шведской фрейлины Марии-Анны-Шарлотты Рутеншельд. Как и многие в узком придворном кругу, прелестная Юзечка имела за душой «тайну рождения» (которая, конечно, при дворе ни для кого не была тайной). Рассказывали, что однажды на придворном балу маменька ее, дочь гвардейского офицера-шведа, сладко пронзила сердце великого князя-наследника Николая Павловича — позднее императора. Так что рожденная фрейлиной Юзенька произрастала теперь при русском дворе как свидетельство этого прекрасного мгновенья императорской молодости, и если верить знатокам русской литературы, отблеск ее прелести без труда отыщешь сразу в двух повестях великого ценителя женской красоты Л. Н. Толстого («Хаджи-Мурат» и «Детство») — куда уж выше? Если уж граф Толстой выделял эту красавицу в толпе ослепительных петербургских дам, то легко представить себе, как растревожила она (вместе с ее чудесной «тайной рождения») сердце итальянца из здешнего, вполне провинциального в ту пору города-здравницы Ниццы.

Короче говоря, модный художник был взволнован безмерно, сделал своей ученице предложение, растроганная итальянскими слезами и талантом художника ученица его приняла, и молодые люди поплыли на корабле в Ниццу через прославленный мирным подвигом герцога Ришелье морской порт Одессу. Свадьба (по всем православным правилам) была отпразднована в Ницце 3 января 1849 года, государь осыпал молодоженов милостями, и немалые средства были им выделены из фонда императорской канцелярии, так что супруги смогли с удобством разместиться в обширном здании старинной «Командерии» за городом. Иные краеведы (ваш покорный слуга в их числе) полагают, что это Юзечка, плененная лаской здешнего солнца, уговорила пять лет спустя вдовую императрицу приехать на лечение не в знаменитый Биарриц, а сюда, в эту лучшую из здравниц.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное