Читаем Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции полностью

Впрочем, в искусстве портрета моральную сторону никак не отделить от чисто эстетической. Портретист — исповедник и исповедывающийся одновременно. Тайна чужого лица, зоркость художника, мудрость и совесть его соприкасаются до полного слияния в одиноком замкнутом мире-образе, который мы называем портретом. Вот почему, как давно сказано, хороший портрет менее похож на модель, чем модель похожа на свой портрет.

…Он (Сорин. — Б. Н.) вводит нас в очень усложненную психологию творчества, совершенно несвойственную огромному большинству современных художников.

Следуя классическим примерам, Сорин хочет… формы предельно выразительной и вместе с тем гармонически завершенной. Его тщательные рисунки карандашом, чуть тронутые акварелью, — красноречивое свидетельство той профессиональной добросовестности, с какою он добивается этой полноты, сложный итог композиционных исканий и технических преодолений. Я добавлю: и художественных реминисценций… Все, что кажется несовременным или не своим в портретах Сорина, вполне умещается в понятии преемственности, т. е. сознательных заимствований, творчески претворенных».

С. Маковский напоминает, что известный знаток русской живописи Дени Рош назвал Сорина вдохновенным наследником русских мастеров — «наследником великих портретистов XVIII века Левицкого, Рокотова и Боровиковского», и завершает свой небольшой очерк о Сорине вполне смиренно: «…в том возрождении классических совершенств, которое грезится сейчас рядом с достижениями всех признанных и непризнанных творцов, La Belle Ligne (прекрасная линия. — Б. Н.) Сорина… постоит за себя, как бы ни был он далек от совершенства. Ведь совершенны — боги».

Итак, благожелательный и дружелюбный спутник новой семьи Сергея Судейкина не был богом, но был все же замечательным портретистом. Они жили в Ялте в одном доме, вместе с ними он был и в Мисхоре.

По существу, Крым, равно как и не захваченное еще большевиками Закавказье, был для многих русских первым этапом изгнания.

В крымских записях Веры Судейкиной часто упоминаются Леонид и Римма Браиловские. Леонид Михайлович Браиловский был лет на пятнадцать старше Сергея Судейкина. Неизвестно, довелось ли им обоим вспомнить в эти тревожные крымские дни, что преподаватель архитектурного отделения московского училища Л. М. Браиловский был среди членов Совета училища, исключивших ученика Судейкина за его охальные рисунки. Если и вспомнили, то улыбнулись, наверное: все это было так давно — в другой жизни, до подлинного начала страшного века.

Леонид Михайлович до революции успел также попрофессорствовать в Строгановском училище; копировал фрески в древних русских церквах; проектировал театр в Екатеринославле, дачу в Крыму для Коровина, надгробие для Чехова на Новодевичьем кладбище, успел жениться на дочери генерала Шмидта Римме. Римма Никитична была тоже художница, сотрудничала с мужем, иллюстрировала книги, создала в Москве ателье художественной вышивки. Вышивкой они охотно занимались с Верой в Крыму…

Позднее супруги Браиловские уплыли из Крыма на английском крейсере. Дальше у них были Стамбул, Принкипо, Белград. В Белграде Браиловские с блеском оформляли спектакли Народного театра, а еще позднее они уехали в Рим, куда привезли ящик с шестьюдесятью своими «Видениями о России». Ко всеобщему удивлению, работы их были раскуплены в несколько недель. Сама королева попросила Браиловских проком ментировать купленные ею работы у нее на вилле «Савойя». Об этой римской сенсации так писала Т. Л. Сухотина-Толстая, жившая в ту пору в Риме:

«…папа Пий XI принял живое участие в судьбе этой коллекции. По окончании выставки он пожелал, чтобы Браиловские получили возможность продолжать свои работы, и назначил для наблюдения комиссию директоров ватиканского музея. Приблизительно через год Браиловские узнают от директоров ватиканских музеев о желании папы сосредоточить все их работы в музее Св. Петра. Коллекция выросла до 120 картин.

14 февраля в Граде Ватикане в стенах музея Петриано состоялось открытие археологически-архитектурно-художественного музея, посвященного русскому творчеству и созданного трудами наших соотечественников. В музее шесть прекрасных зал, где размещены картины, изображающие внутренний и наружный вид русских архитектурных памятников, а также и планы церквей. Все это работы Леонида и Риммы Браиловских.

…целая галерея произведений русских художественных памятников, вызванная к жизни их трудами, показана людям и сохранена для потомства».

Браиловские кончили свои дни в Риме, но в ту крымскую эпоху, о которой мы ведем рассказ, до конца еще было не близко: Леониду исполнилось пятьдесят лет, а Римме только сорок.


Репродукция с картины Судейкина «Чаепитие…»Фоторепродукция из журнала «Жар-птица»


Живя в Крыму в столь плотном «живописном окружении», талантливая Вера стала брать у мужа уроки живописи и вскоре уже участвовала в групповой выставке в Ялте. А выставок, лекций, концертов, дискуссий в тогдашней Ялте хватало.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное