Здесь царствует любовь

Прошлый раз… Но тут рыдания подступили к горлу Саммер. Закрыв глаза, она усилием воли заставила себя отбросить воспоминание о том, как они с Джоном Остином впервые приехали на эту самую станцию. Когда она вновь открыла глаза, Джесс как раз запрыгивал в двуколку.

— В пятницу, — сказал он. — Дилижанс будет в пятницу.

— В пятницу? Это же… это же целых пять дней! Я не могу ждать так долго.

— Нет. Вы сможете, — спокойным, но твердым голосом произнес Джесс. — Пока вы поживете в гостинице, — добавил он, выводя двуколку на центр улицы.

У Саммер дрожали губы. Хотелось возразить, поспорить, но она чувствовала себя не вправе докучать так много сделавшему для нее человеку.

— Все будет нормально, — заметив подавленный вид девушки, постарался успокоить Джесс. — Вам придется провести там несколько дней, не выходя из номера. Это, конечно, будет не слишком удобно, но другого выхода нет. А в пятницу я приеду и посажу вас в дилижанс.

Они подъехали к гостинице, и Джесс помог Саммер выйти из двуколки. Головы сидящих перед входом в салун мужчин дружно повернулись в ее сторону. Пока Джесс снимал ее дорожный сундук, она чувствовала на себе бесцеремонные взгляды. В коридоре гостиницы было невыносимо жарко, запахи острой пищи, пива, табачного перегара смешались в один, неприятно-сладковатый.

Хозяин отеля Грейвс, по обыкновению валявшийся на своем диванчике, не спеша поднялся.

— Так-так, мисс Кайкендал.

Джесс придвинул к себе засаленный регистрационный журнал и что-то в нем записал.

— Леди будет жить в той передней комнате, окна которой выходят на юг, — произнес он четким, не терпящим возражений тоном. — Три раза в день будешь приносить ей еду от миссис Хатчинсон. И держи язык за зубами. — Джесс с быстротой молнии перегнулся через прилавок конторки и схватил толстяка за ворот рубашки, чуть не приподняв над полом. — Если ей будет причинен какой-либо вред или кто-то побеспокоит ее, я поколочу тебя до смерти.

Он отпустил Грейвса, поднял сундук и, взяв Саммер под руку, пошел вверх по лестнице. Проводив ее до дверей комнаты, он пообещал зайти через день и удалился. Джесс выбрал не тот номер, в котором они с Джоном Остином жили по приезде в Гамильтон, и Саммер была благодарна ему за это. В противном случае все бы напоминало ей о том недавнем времени, когда она была полна надежд и уверенности, что под защитой Сэма Маклина они с братом будут счастливы.

Сэм Маклин! Это имя вызвало бурю чувств, которые, вырвавшись из-под контроля, овладели ее душой. Однако мысль о том, чго она носит под сердцем ребенка собственного брата, вытеснила все остальное. Почувствовав отчаяние, Саммер всхлипнула и стукнула себя кулаком по животу.

Но вспышка эмоций вскоре угасла. Саммер стало немного стыдно за себя, и она замерла, низко опустив голову. Неожиданно девушка ощутила неприятное чувство тошноты. С каждой секундой ей становилось все хуже и хуже. Торопливым движением Саммер выдвинула стоявший под кроватью ночной горшок, и в тот же момент ее вырвало.

Совершенно ослабевшая и бледная как мел, она прислонилась к стене и, лишь постояв так несколько минут, смогла кое-как добраться до кровати, раздеться и лечь.

Голова, однако, работала с необычайной ясностью. Ей вдруг предстали в новом свете многие обстоятельства жизни ее семьи. Итак, мать ее влюбилась в Сэма Маклина, когда ее собственный муж был на войне. Когда он вернулся, она переехала с ним в Пини-Вудс, считая это своим долгом. Мама часто плакала, хотя отец любил ее. И Саммер он любил. Она помнит, как он брал ее на колени и шептал на ухо что-то ласковое и нежное. Как могла мама поступить так по отношению к нему, да и по отношению к своей дочери тоже?

Минуты складывались в часы, а Саммер все лежала почти неподвижно на кровати. Ярко освещенная солнцем комната постепенно погрузилась в сумерки, а затем стала совсем темной, такой же, как и мысли Саммер. Понимание сути произошедшего с ней принесло еще большую боль и отчаяние. Всего несколько месяцев назад она даже не подозревала о существовании Слейтера. Затем умерла мама, она неожиданно для себя оказалась здесь, и Слейтер ворвался в ее жизнь, полностью овладев ее душой и телом. Его ласки и поцелуи вскружили ей голову, лишив способности здраво оценивать собственные поступки. Она так сильно и безрассудно увлеклась им (слово «полюбила» Саммер не решилась произнести даже мысленно), что забыла и о христианских заповедях, и о моральном долге девушки сберечь себя для мужа.