Здесь умирает надежда (ЛП)

«Волны придут независимо от того, боишься ты или нет, поэтому нужно принять решение о том, как ты хочешь встретить их».

Папа на самом деле не часто давал отеческие советы, главным образом потому, что его не было рядом, чтобы поделиться ими. За исключением тех дней, когда мы плавали вместе. Я дорожила теми днями и обожала своего отца.

Мама была другой. Она была более холодной, более отстраненной, чем папа. Но она — иммигрантка во втором поколении. Она себя создала сама. Ее родители раскритиковали все, чтобы дать ей возможности и образование, чтобы она была там, где сейчас. Они умерли до моего рождения, и какая бы большая семья у нас ни была, все остальные жили во Вьетнаме. Мы почти не общались с ними.

Мама приняла все аспекты американской жизни и в значительной степени избегала своей культуры, поэтому она поощряла меня делать то же самое. Она хотела, чтобы я свободно владела несколькими языками, умела защищаться, научилась водить самые быстрые машины в мире и практически во всем была лучше мужчин. Лучше всех.

Я была помесью моего отца-грека и матери-вьетнамки, поэтому меня постоянно описывали как «экзотически красивую». Я так часто слышала этот комплимент, что уже не обращала на это внимание, и ко мне не относились по-другому, как к моей матери и ее родителям. Теперь мы часть элиты. У нас есть деньги и статус. Но я знала, что эти шрамы лежат под отшелушенной, увлажненной и обработанной ботоксом кожей моей матери. Потому что такие шрамы никогда не заживают.

Она не хотела этого для меня. Хотела, чтобы все было по-другому.

Так что она усердно работала над этим. Отправила меня в лучшую школу-интернат в мире, когда мне было двенадцать. Чтобы меня тренировали, воспитали и обучали лучшие из лучших. Затем я поступила в Йельский университет, который окончила с отличием.

И, по большей части, я не была другой. Да, были «экзотические» комплименты, мужчины, которые фетишизировали меня. Но я не жила тяжелой жизнью. Мои предки, загорелая кожа, костная структура и черты лица не определяли меня как личность, как это было с моими бабушкой, дедушкой и матерью.

Я была слишком занята ночными поездками на яхтах, полетами на самолетах на частные острова, вечеринками во дворцах, поездками на рикше по Индии.

Я прожила насыщенную событиями жизнь, полную хаоса, драм и промахов. И все же это был первый раз, когда я по-настоящему испугалась. Мои мысли перенеслись в Румынию, слова всплывали из воспоминаний, которых я изо всех сил старалась избегать.

«Он будет твоей погибелью».

Я попыталась отмахнуться от этих слов в своей голове. Я верила во многие вещи и думала, что в мире есть гораздо больше особенного, чем все хотят думать. Но будущее, предсказанное мне в Румынии, не могло сбыться.

Я бы этого не допустила.

Так что выбросила это из головы вместе с Карсоном и села в частный самолет со своим принцем.

Да, принц, с которым я планировала расстаться, учитывая, что технически я ему изменила и все такое. Хотя я никогда не соглашалась на обязательства в своих отношениях с парнями… Одна мысль об этом вызывала у меня зуд. Я, конечно, не спала с кем попало, но мне нравилось иметь возможность сделать это, если я захочу.

Несмотря на то, что я позиционировала себя как независимая женщина, я не спала с принцем, пока мы отдыхали на Карибах, — мы так и не ходили знакомиться с его родителями. Теперь была уверена, что, в конце концов, расстанусь с ним.

Что ж, я уже некоторое время знала, что это произойдет. Он был красив, вежлив, настоящий принц. Но он был очень скучным. Ему не терпелось жениться, увезти меня обратно в Бутан и заставить родить кучу наследников.

Нет, спасибо.

Я использовала его как запасной выход, чтобы мне не пришлось иметь дело с Карсоном, чтобы он не врывался в мой дом, не трахал меня и не заставлял испытывать к нему чувства.

Стервозный поступок. Тем более что я не могла заставить себя продвинуться с принцем дальше второй фазы.

Я солгала и сказала ему, что у меня месячные, он покраснел, понимающе кивнул, не настаивая на сексе. Держался подальше. Он был одним из тех мужчин, которые пугались и возмущались менструирующими женщинами. Не из тех, кто мечтал бы трахнуть женщину, истекающую кровью.

Такие, обычно, говорили громкие речи на публике, носили свою мужественность как значок, пришитый к их раздутым бицепсам. Но боялись женской крови.

Я точно знала, что Карсон не испугался бы. Он трахал бы меня жестко, грязно и изысканно, независимо от того, истекаю я кровью или нет.

Мне нужно думать о Тензине и о том, как он принес мне горячий чай. У него было красивое, стройное тело пловца и он говорил, что сделает меня своей принцессой.

Я была слишком занята мыслями о мужчине, который уже сделал меня своей королевой.

Приехав с Карибского моря и пробыв дома две недели, я все еще не видела Карсона.