Салех умер последним – «наниматель» распорол ему ножом печень, предварительно зажав рот жёсткой, как подошва, ладонью. Спазм дикой боли пронзил тело оборванца, и, уже погружаясь в кровавую тьму, он успел увидеть, как человек со шрамом дождался, когда слуга спрячет кошель – и, подойдя сзади, текучим, кошачьим движением перехватил гортань и ему. После чего уселся на арбу, поправил ковровый свёрток – и скрылся в лабиринте александрийских улочек, оставив на древней брусчатке кровавые лужи и четыре остывающих трупа.
Утро только-только позолотило небо на востоке, над морем, когда утренний бриз вынес прочь из александрийской гавани старенькую парусную шхуну, совершавшую рейсы между сирийским Триполи, Александрией и греческими портами. Контрабанда была столь же привычным грузом на её борту, как и всякого рода подозрительные личности – а потому, капитан, пожилой, седовласый, с усами как у моржа, грек предпочитал не смотреть в сторону единственной каюты. Вообще-то она принадлежала самому капитану, но пассажир – мужчина лет сорока пяти, европейской наружности, высокий, смуглый, с приметным шрамом на левой щеке – занял её без лишних разговоров для своей спутницы – скорее уж, пленницы, если судить по иным деталям, не укрывшимся от внимания старого моряка. Но это было, конечно, не его дело – документы пассажир предъявил, были очень похожи на настоящие: паспорта подданного королевства Италия и его супруги. А что сама супруга выглядела подозрительно сонной, словно была опоена настоем опия, едва держалась на ногах и за всё время ни разу не показалась из каютки – так это не его дело. Тем более, что наниматель заплатил щедро и, к тому же, вперёд, обещая солидную премию, если они прибудут в пункт назначения, в греческий Пирей в оговоренный срок. В том, что эти деньги не пролетят мимо его кармана, капитан не сомневался: погоды стояли отменные, четырёхбалльный ветер, несущий запах горячего песка из Сахары, наполняет паруса, такелаж и рангоут в полном порядке. Матросы, два египтянина и грек с острова Крит, бегают как подсоленные, а в уголке, который капитан отгородил для себя в кубрике, дожидается бутыль с греческой водкой друзик – а что ещё нужно настоящему морскому волку, чтобы почувствовать себя совершенно удовлетворённым?
Покидая порт, шхуна разошлась бортами со стоящим на бочке русским клипером – и капитан невольно залюбовался изящным, остроносым силуэтом с высокими, слегка откинутыми назад мачтами. Капитан слышал, что клипер задержался в Александрии на пути с дальнего Востока, через Индийский, Красное море, Суэцким каналом – и далее, через Гибралтарский пролив, мимо пушек британской цитадели – на север, в Россию, в Петербург. Это был обычный маршрут русских крейсеров, преподавших недавно унизительный урок владычице морей, Британской Империи. Впрочем, теперь уже бывшей владычице – ничего не поделаешь, мир изменился и уже никогда не будет прежним, и Юнион Джеку придётся потесниться на океанских просторах, где он безраздельно властвовал не одну сотню лет.
Капитан улыбнулся своим и помахал рукой вахтенным, скучающим на полубаке клипера. Те ответили и крикнули что-то в ответ – явно дружелюбное. Русских капитан уважал – его прадед, уроженец Архипелага, состоял в эскадре греческих корсаров, которых Россия вооружала против извечного врага его народа, Османской империи. Правда, сейчас между османами и русскими мир, и всякий моряк в любом средиземноморском порту знает о битве, которую дала турецкая эскадра англичанам здесь, на рейде Александрии – но знают они и о том, что на мостиках османских броненосцев стояли русские капитаны, из пушек стреляли русские комендоры! Северный медведь пришёл на Восточное Средиземноморье всерьёз и надолго; он уже подгрёб под свою тяжкую лапу главную судоходную артерию региона, Суэцкий канал – и даже обосновался на берегах Красного моря, устроив там военно-морской пост и угольную станцию для своих судов, направляющихся на Тихий Океан. Капитана-грека новое положение дел вполне устраивало. С русскими легко было иметь дело – не то, что с высокомерными британцами или коварными, лживыми османами, которые теперь вынуждены вести себя потише.